— Тебе что, больше нравится в машине? Разве там не твой дом, да еще и пустой, как нарочно?
— Мой. И мне не нравится в машине. Мне нравится вот так с тобой сидеть и разговаривать. А когда мы пойдем в дом, там все будет чужим для тебя. Чужая мебель, чужие запахи. Ты, чего доброго, пожалеешь, что приехала. У тебя даже в животе забурчит от неудовольствия. Я не хочу сейчас все ломать. Я хочу с тобой сидеть и разговаривать. Ночь длинная.
— А если, допустим, я голодна?
— Я тебя, допустим, накормлю.
— Сколько тебе лет?
— Семнадцать.
— И откуда ты успел всего этого набраться? Наглости, информации, опыта?
— Это все лежит под ногами. И потом, я же присматриваюсь к миру. Для юриста это нелишне.
— А если я тебе скажу, — он уже запускал руку ей в трусы, касался волос, — если я скажу тебе, что у меня сегодня мои ежемесячные проблемы и в том месте, к которому ты подбираешься, стоит «тампакс»?
— Будь я чуть более циничен, я бы пообещал тебе затолкать его поглубже.
— Ну, — она рассмеялась, оглядывая его, — судя по твоему виду, очень–то далеко ты его не затолкаешь.
— Ну, — сказал он, — после такого ответа, пожалуй, я сделал бы вот что...
Он вышел из машины, захлопнул дверцу, открыл дверь с ее стороны и, когда она попыталась ступить на землю, резко подхватил ее на руки.
— Марк может тебе позавидовать, — шепнула она ему на ухо. — Ты с легкостью толкаешь пятьдесят пять килограмм.
— Марк — идиот, — сказал Стив, неся ее к дому. — Все идиоты. Один я лапонька. Я чудо. И ты лапонька, — он отпер дверь, предварительно опустив Элизабет на землю, и легонько подтолкнул — входи. Сам он шел за ней.
— Света я не зажигаю, — сказал он. — Так веселей. Представь себя в замке. Летучие мыши, паутина, старые винные бочки. Ты спустилась в подвал или поднялась на чердак, уж не знаю, чтобы изменить мужу с шутом.
В своей комнате он включил торшер. Это была небольшая комната с узкой кроватью.
— Все предусмотрено, — сказал Стив. — Смотри сюда.
Он что–то такое нажал в изголовье, повернул в ногах — и кровать раздвинулась по меньшей мере вдвое.
Элизабет с уважением посмотрела на него.
— Боюсь, я тебя разочарую, — сказала она с усмешкой. — Если бы в в своей жизни узнала столько, сколько узнала и увидела эта кровать, — тогда другое дело. Но сейчас, боюсь, я тебе малоинтересна.
— С тобой весело. — сказал Стив. — И ты не дура. Чего еще надо? Ложись, я сейчас, — и он вышел в соседнюю комнату.
Он вернулся голый, и Элизабет приятно удивилась стройности его тела. Сама она ограничилась тем, что сняла лифчик и рубашку, но Стив сел на кровать (Элизабет впервые так близко видела мужскую наготу) и стянул с нее сначала джинсы, а потом трусики. Ни стыда, ни смущения она не чувствовала. Он все делал играючи, и в этой игре, легкости, может быть, скрывалась тайна его обаяния. Возможно, мелькнуло в ее голове, для дебюта оптимален именно такой вариант?