Оседлав кобылицу, юноша улучил момент и обнял её шею.
— Спасибо, Флета.
Та дёрнула ухом, выказывая свою непримиримость, однако открытого бунта в ней уже не было.
Они покинули остров так же, как и волчица-оборотень. Ордовикская флора и фауна не обратили на путников внимания, поскольку уже успели с ними свыкнуться. Маш знал, что, не получи они приглашения Прозрачного, всё было бы иначе; геологически этим созданиям давно перевалило за сто миллионов лет, однако это не мешало им ощущать себя здесь, как дома, и они бы обязательно этим воспользовались. И всё же копыта Флеты благополучно миновали губки с похожими на папоротники граптолитами и напоминающих осьминогов наутилоидов, равнодушно их созерцавших. Прозрачный обещал место, где Маш с Флетой получили бы надёжное убежище; тут они его обрели!
Выбравшись на сушу, путники оставили владения Прозрачного позади — те простирались только до берега. Теперь Флета могла пуститься в галоп, местность была ей знакома. Они скакали весь день, избегая контакта с другими существами, а на ночь устроились возле небольшого источника. Вновь обратившись в девушку, Флета занялась с Машем любовью, и они насыщались друг другом, пока могли. Затем она вернула себе привычный облик и паслась, пока юноша спал.
Он осознал, что кобылица намеренно отстраняется от его общества. Не прямо, но косвенно, предпочитая пребывание в своём естественном образе рядом с ним. Она утоляла страсть Маша, однако он знал, что Флета идёт на это чисто символически, для его удовольствия; вне течки потребности в сексе кобылка не испытывала. Жаловаться было не на что, и всё-таки он не мог не отметить этого лёгкого отчуждения.
Флета не хотела его возвращения на Протон. Умом она приняла его необходимость, но не сердцем. Вероятно, её обижала его чрезмерная готовность к данному компромиссу. Ей недоставало полученной им на Протоне тренировки, которая и заставила Маша логически на это пойти. Флета принадлежала полям и лесам, в то время как Маш — городам и механизмам. Возможно, контраст и являлся корнем их любви. Её мир означал для него полноту жизни, столь захватывающую и притягательную.
Она полагала, что он воспользовался поводом удрать после того, как добился её любви. Как неправа она была в своих подозрениях! Наоборот, Маш искал способ остаться с ней навсегда, признавая при этом существующие препятствия.
Он смотрел в ночь, где она паслась в своей агонизирующей обиде. Как же убедить Флету в том, что её подозрения беспочвенны? Он осознал, что различия между ними не ограничиваются межвидовыми или даже магически-технологическими. Она была женщиной, а он — мужчиной. Маш был послушен голосу рациональности; кобылица — чувствам.