Данила постарался вспомнить бедного парнишку — чистенького, нарядного, в матерью или сестрами вышитой сорочке… Может, крест на груди был приметный? Может, ладанка с особым смыслом?
Ведь рано или поздно объявилась бы родня старого Трещалы! И родители парнишки объявились бы! Чего ж добивались воры?..
Не оттуда, куда входила, а совсем из другой калитки, шагов на полсотни дальше, появилась Настасья с мешком, быстро подошла, забросила его в сани.
— Слушай, куманек! Я тебя до самой Яузы не довезу — мне поскорее возвращаться надобно! Тут Томилу, оказывается, ждут! Ох, подкараулю — живого места на нем не оставлю! Да и Лучке достанется!
А ведь Томила похвалялся Перфишке, будто грамота — у него с Трещалой, вспомнил Данила. Врал, чтобы Перфишка к ним Нечая привел? Но какой же загадочный смысл имеет это треклятое дедово наследство, коли ради него знающий многие тайны кулачных боев человек не побоялся нажить себе таких врагов, как Одинец с братией?
Но врал ли Томила?
Ведь носился же он, как очумелый, по Красной площади в день, когда сыскалось мертвое тело! Или он выслеживал кого-то, к этому делу причастного?
Одинца? Соплю? Еще кого-то, пока неведомого?
— Погоди, кума. Не надо меня на Яузу везти — я с тобой останусь.
— Это еще зачем?
— А чтоб тебе не одной с Томилой разбираться.
— Ну, куманек! Да одна-то я больше добьюсь, чем с тобой! Думаешь, он на меня руку подымет?
— Всяко бывает…
— Так ведь и я не боярышня! Думаешь, я по ночам безоружная хожу? А вот коли он со мной мужика увидит — точно драка будет. Он ведь биться-то умеет, его старый Трещала еще поучить успел…
— А что, кумушка, многих ли старый Трещала биться учил?
— Многих, куманек.
— А Одинца с Соплей?
Настасья задумалась, припоминая.
— Да, были вроде на Москве такие бойцы… Одинец ведь — стеночный атаман? Коли тот самый, то и его, поди, Трещала учил.
Данила почесал в затылке.
Как-то Тимофей рассказывал: несколько лет назад подьячие Разбойного приказа проворовались — кто-то из них за деньги столбцы переписал да и отдал человеку, к которому сведения попасть не должны были. И у всех подьячих, даже Земского приказа, даже безместных, что с Ивановской площади, на всякий случай образцы почерка брали. И вроде бы можно даже по почерку сказать, у кого и когда человек писать учился…
Если применить эту мудрость к кулачным бойцам, то те, кого обучал Трещала, бьются примерно на один лад, и Данила уже видел, как именно. А Богдана Желвака учил совсем иной мастер, и так научил, что для Богдана Сопля — не противник! Очень внимательно следил Данила за их боем и въяве увидел то, о чем Богдаш толковал, — и свиль, и скруты…