— Как стрельцы? — Девки оживились. — Это бы любо! Вот только Иркутск… Где же он — Иркутск?
Тут на крыльце кто-то завозился, оббивая снег с сапог, и бухнул в дверь кулаком.
— Юрашка! Чтоб те пусто было! — воскликнула Настасья. — Ну, входи, леший, входи, да от меня подальше держись!
Вошел высокий молодец, припорошенный снегом, и так встряхнулся — девки на него руками замахали:
— На крыльце, что ль, не мог? В сенях не мог?..
Молодец снял шапку, и Данилка поразился его светлым, бледного золота кудрям. Он и не знал, что у парней такие бывают.
Остроносый, темноглазый Юрашка поклонился Настасье, других как бы не замечая.
— Не вели казнить, княгинюшка! Вели слово вымолвить!
— Ну, и что же это за слово?
— Увязались за мной. Уж водил, водил — да и доводился…
— Нишкни ты, — с досадой отвечала на эти странные слова Настасьица. — Садись да и ешь, что Бог послал!
Данилка насторожился.
Настасья с виду и впрямь была получше иной княгини, а он-то их в Кремле навидался. И гордость в ней чувствовалась, возможно, даже равная его гордости, той самой, которая не позволила и словечку жалобному прорваться во все эти годы. Однако такое было несовместимо со званием зазорной девки… Ей же каждому гостю надобно угождать — разве не так?..
И то, что статный молодец, сам, видать, с недюжинным норовом, так ей покорен — это что бы значило?
После своего знакомства с Илейкой Подхалюгой и Гвоздем Данилка значительно поумнел…
— Ешь, Юрашка. Знать, не судьба нам была покумиться, — задумчиво произнесла Настасья. — Или ты нарочно опоздал? Ведь признайся — нарочно?!
— Слово ж тебе дал, что в кумовья пойду, — отозвался тот. — Видать, иное на роду написано…
— Ох, не ко времени…
Юрашка повернулся к девке, и лицо его было хмурым, как будто стряслась беда, о которой и говорить нельзя.
— А коли и так? — спросил, и была в голосе какая-то отчаянная безнадежность.
Ничего на это не ответила Настасья, а повернулась к Данилке.
— Что запечалился, куманек? Что за кручина?
— А коли скажу… — Данилка посмотрел своей новоявленной куме прямо в черные очи. — Коли скажу — поможешь?
— Ты ж мне кум, я тебе — кума! Как не помочь?
Настасья подвинулась к нему поближе.
— Аль девку красивую высмотрел, не знаешь, как подобраться? Так это мы живо! У нас в каждой слободе тетки, да крестные, да крестницы, да сестрицы, да подружки! Нам только в Верх ходу нет, и то, ежели очень постараться, отыщем!
— Нет, не девку.
— Так что же?
— Ищу я одну вещь…
— Да что ж — клещами из тебя каждое слово тянуть?
— Ищу я синего цвета бабью душегрею с ткаными золотыми птицами. Третьего дня пропала та душегрея, и то ли ее пропили, то ли у вас, у девок то есть, оставили… Синяя, с птицами — не встречалась?..