— На кой тебе лошадь?
— А вот увидишь.
Два тела лежали рядышком — здоровенный мужик (уж не Подхалюга ли?), загубленный Настасьей, и Юрашка — жених не жених, суженый не суженый.
Настасья на одно лишь мгновеньице возле него задержалась, больше не могла.
— Будет тебе панихида, свет… — только и прошептала.
Они прокрались, нагибаясь, вдоль забора, и у самой калитки выглянули. Гвоздь, как и следовало ожидать, лошади не нашел, а искать было некогда, он и припустил что есть духу, а стрельцы — за ним, вскрикивая заполошно и зовя товарищей. Только тот, что был ранен бердышом, стоял, держась за забор. Настасья легко толкнула его, и он, не поняв, откуда взялась рука, повалился.
Настасья с Данилкой проскочили в калитку и, взявшись за руки, побежали туда, куда Юрашка, царствие ему небесное, так предусмотрительно перепрятал лошадь.
— Ложись! — велела Настасья и взялась за вожжи.
И точно — санки были таковы, что седоку в них приходилось почти лежать, укрывшись полостью, а сидеть мог только кучер.
— Куда? — только и спросил, падая на войлок, Данилка.
— А на Кудыкину гору!..
* * *
У Никитских ворот шла возле костерка неторопливая беседа. Зимняя ночь длинная, с собой прихвачено все необходимое, чтобы ее скоротать, а тревоги никакой не предвидится. Не заявятся же татаре осаждать Москву в такое время года, да еще с такой стороны!
— Бог в помощь! — приветствовал их Стенька. — Погреться не пустите ли?
— А ты как сюда забрел, добрый человек? — прогудело из огромного тулупа, поднятый ворот которого торчал куда выше затылка, а спереди сходился так, что и бороде торчать было неоткуда.
— Служба! — И Стенька показал на свои буквы, «земля» и «юс», означавшие, что не шпынь ненадобный и не теребень кабацкая прибился к костру, а государев служилый человек, Земского приказу ярыга.
— Коли служба, так грейся!
Стенька, понятное дело, замерзнуть не успел, однако протянул руки к огню.
— Хорошо тут у вас, — мечтательно сказал он. — Сидите вон, беседуете, в тишине, в спокойствии. А тут набегаешься, словно бешеный пес!..
— Должность твоя такая, — посочувствовал пожилой стрелец, тоже в тулупе поверх шубы. — Дай-ка мы тебе нальем, у нас припасено.
— Это можно! — согласился Стенька. — Дивное дело — всю Москву, кажись, за день оббегаешь, а в этих краях я, поди, с чумного сидения не бывал. Тут у вас боярин Морозов, что ли, поселился?
— Давно уж!
— И князей Волконских двор тоже где-то тут неподалеку?
— А как к Кремлю пойдешь, так по правую руку будет.
— И репнинский двор там же?
— Тот — по левую.
Расспросы никого не удивили. Земскому ярыжке и положено знать, где кто на Москве проживает.