— Угу, — согласилась старуха. — Покурить вот.
На удивление нам вытащила она откуда-то из-под юбки большой кисет, вышитый узорчиком, и начала сворачивать здоровенную козью ножку.
— Вы поиграйте, порезвитесь, — сказала она ребятишкам и пояснила нам: — Внучата мои. Ванятка да Полюшка.
Малыши послушно отошли и сразу же затеяли игру.
— В «еду» играть будем? — спросила Полюшка.
— В «еду». — Ванятка сел на горбыли и, явно кому-то подражая, сказал басовито: — Ну-ка плесни мне штец, да поболе. Цельный день, чай, спины не разгибал.
— Нетути штец. — Полюшка развела руками. Большие глазенки ее светились правдиво и ясно, как два голубых солнышка.
— Ну, тогда чаю с сахаром, — потребовал братец.
— Нетути сахару, — снова развела руками крошка. — Кипяточку без заварки хошь?
— Чо ты все без заварки да без сахару! — уже сердито сказал мальчонка, исподлобья глядя на сестренку.
— Вот тятя с войны придет, — пообещала Полюшка, — леденцов принесет и пышки будут.
Подперев подбородок рукой, как делают пожилые женщины, и тоже кому-то подражая, вздохнула:
— Даст бог, похоронку не принесут.
Мы переглянулись, нам стало не по себе от такой игры.
— Все в «еду» забавляются, — вздохнула старуха.
С терпеливым смирением глядела она на внучат и о чем-то думала, потом тщательно притушила окурок о толстый кривой ноготь большого пальца босой ноги и сказала, тяжело подымаясь:
— Примемся, касатики.
Мы вылупили глаза. Теперь только дошло до нас, что это и есть тот самый плотник, которого ждем.
— Я на потолок взлезу, — сказала она, — и один кто со мной, остальные горбыли подавайте. Только сначала ошкуряйте, с корой не след ложить, загниют быстро.
По приставной лесенке старуха с трудом взобралась на потолок. Водрузила себе за ухо плоский плотницкий карандаш (за другим у нее была недокуренная козья ножка) и застучала топором.
— Касатик, — сказала мне, — изладь-ка вырубку в горбылю, а то гвозди коротки, не доходят до стропил.
Я рубанул с силой и, вместо того чтобы сделать вырубку, перерубил тонкий горбыль.
— Ты силушкой-то не балуй, — с мягкой укоризной заметила старуха. — В плотницком деле глаз да взмах нужОн. Силушку-то дуриком чо спускать. Поначалу изладься, как рубить, смекни, семь разов отмерь, один — рубани.
Сама она работала споро, без роздыху и на вид легко. Порою выпрямлялась медленно, брала щепку, нюхала ее глубокой затяжкой, говаривала:
— Дух от дерева пользительный. Понюхайте-ка.
Мы нюхали, перемигивались, нас так и подмывал смех: уж больно необычна была старуха-плотник. Она или же не замечала наших ухмылок, или делала вид, что не видит, и смотрела на нас спокойно и добро.