Царство Христа не имеет границ и вооруженной охраны. Каждый свободен быть или не быть его жителем. Остаться или уйти. Да установит сам свободно и ответственно свое место!
Во имя свободы и любви мы находимся в храме и участвуем в богослужении. Во имя свободы и любви мы принимаем Господа «как Царя всех» в мученическом шествии великого входа…
И еще кое-что очень важное: в заупокойном отпусте и в Трисвятой песне мы говорим: «Живыми и мертвыми обладаяй, воскресый из мертвых, Христос, истинный Бог наш…» Владыка и Царь мертвых и живых есть Господь наш Иисус Христос…
Это Царство Христово и по воскресении мертвых мне напомнило следующий случай:
102. Как-то давно одна монахиня попросила меня дать ей один канон, чтобы она могла помочь своему отцу, который умер без исповеди и причастия. Конечно, поминания во время Божественной литургии совершаются всегда, как и поминовение, Трисвятая песнь и т. д. Однако она просила чего-то большего, чтобы совершать это в одиночку.
Я рекомендовал ей следующее: читать каждый вечер, кроме воскресенья, канон из Триоди первой Великой Родительской Субботы и в каждой песне упоминать имя своего отца, чтобы помиловал его Святой Бог. Также я сказал ей совершать (по возможности) коленопреклонения и молитвы на четках.
По прошествии примерно шести месяцев, после утренней службы, монахиня пошла в свою келью, чтобы отдохнуть. И, читая молитвы, неожиданно перенеслась в свой родной дом. Там, на кухне, она увидела своего отца, грустного и печального. Лицо его выражало бесконечную скорбь…
Следует заметить, что монахиня и во время произнесения канона, и во время Божественной литургии (когда она поминала его душу) испытывала сильную тревогу, как будто ей передавалась печаль ее отца.
Увидев его таким удрученным, она подошла к нему и спросила:
— Отец, как ты? Что ты делаешь? Тебе хорошо там, где ты находишься?
Он ответил очень тихим голосом, что находится в темном и мрачном месте без утешения, без какой-либо надежды.
— Но почему, отец, — спрашивает его дочь, монахиня. — Там нет света? Разве вы не видите Бога, чтобы радоваться, чтобы успокоиться? — И он ответил печально:
— Другие видят Бога и радуются свету. Они находятся в другом месте. А мы живем без света, без радости, без утешения, без какой-либо надежды. И заплакал.
Плакал человек, которого никто никогда не видел плачущим или взволнованным… Сердце монахини разрывалось от этого зрелища, и она спросила его:
— Отец, скажи мне, как я могу тебе помочь? Что мне сделать для тебя?.
Тогда он искренне покаялся и облобызал ее руку, прежде чем продолжить рассказ. И с глазами, полными слез, сказал ей: