159. Было воскресенье. В одном храме служили три священника. После окончания Божественной литургии и раздачи антидора один из них сотворил Разрешение Святой Чаши, то есть съел все, что осталось вместе с частицами Пресвятой Богородицы и святых, с крошками, которые представляли имена живых и мертвых, пропитанными Кровью Христовой. Закончив, он протер Святую Чашу, вымыл руки, и, дрожа и бледнея, распростерся перед святым престолом. Казалось, что он не выдержал чего-то. Однако остальные священники стали над ним смеяться. Особенно один священник, который позвал его сына и сказал ему:
— Посмотри, до чего докатился твой отец!
Позже, когда священник пришел в себя, сын спросил его:
— Что ты пережил, отче? Что с тобой случилось?
И он ответил ему:
— Чадо мое, во время Разрешения Святой Чаши случилось в моей душе, в глубине моего сердца, удивительное событие, как будто свершился суд.
— Какой суд, отче? — снова спросил сын.
— Знаешь, чадо мое, души умерших, которых мы поминали на Проскомидии, и, главным образом, в молитве Возношения после Освящения Святых Даров, умоляли о милости и спасении. Души живых просили об исполнении их просьб. Это меня поразило, и этого я не вынес… и поэтому упал бес сил.
Это он рассказал своему сыну. Однако мне на мой вопрос, что он видел во время суда, он ответил:
— Страшно было чувствовать и видеть, как во Святом Духе души умерших простирают руки и умоляют, отчаянно крича: МИЛОСТЬ! МИЛОСТЬ! МИЛОСТЬ!!!.. но и души живых с болью просили об исполнении своих просьб. Одни о лечении и выздоровлении больных, другие о разрешении домашних споров, третьи о грозящих разводах и согласии в доме, четвертые об образовании детей и о многом другом. (Потому что, как мы знаем, беды и заботы наших христиан многочисленны и разнообразны. Только Бог знает, какую боль и муку скрывает каждая бумажка с именами).
Было еще одно видение… множество одетых в белое священников, сошедших с небес в земной алтарь после Освящения, ходя туда-сюда, брали различные просьбы и приносили к престолу милости, Престолу Небесного Жертвенника Господа и Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа.
— Хорошо, — спросил я снова, — в чьем присутствии проходил суд?
И он мне ответил:
— В присутствии Святого Бога, который выражал то бесконечное человеколюбие, доброту и великодушие Его, то своего рода печаль — как я ее называю, потому что не могу описать словами — о еретиках, богоборцах и непокаявшихся грешниках. И тогда искренний крик вырвался из груди моей: «Боже мой, помилуй мир твой и меня грешного».
Это ощущение и опыт были настолько живыми, что я стал таять как восковая свечка и упал… Ах, отче Стефане! Как нам, смиренным священникам, стоять перед страшным Его алтарем?