—- Ничего, сынок, ничего! — хрипло говорил Ломакин. — Оклемаюсь… Она у меня двадцать лет с лишком… Не хотел покидать вас! Нелегко тут… Каждый человек нужен… Но, видно, надо… надо…
Павлушин и Сашка помогли ему взобраться в кабину. Борис Иванович сел и, держа дверь трактора открытой, обратился ко всем:
— Павлушин остается за меня! Он хоть и молодой… Но дело знает… Не зарвется…
В поселок Вачлор неожиданно прилетел начальник управления вместе с начальником поезда Романычевым. Федор Алексеевич обратил внимание, что Никонов чем–то возбужден. В вертолете он все время улыбался, поглядывал в иллюминатор на блестевший на солнце снег на озерах и болотах и молчал. Бодро спустившись по ступеням на вертолетную площадку, Никонов огляделся вокруг, щурясь от слепящего снега, и хлопнул рукой в перчатке по спине Федора Алексеевича, который отвернулся от ветра и застегивал под подбородком верхнюю пуговицу своего полушубка.
— Мерзнешь? — сказал радостно Никонов.
—- Вы запахнитесь, запахнитесь, не гордитесь, что сибиряк! — весело щуря глаза, ответил Романычев и поглубже натянул на голову пыжиковую шапку.
Николай Николаевич засмеялся и двинулся к поселку навстречу ветру. Мерзлые бревна вертолетной площадки прорычали под его унтами, и запел, засвистел морозно плотный снег. Федор Алексеевич догнал его. Шли они не спеша, по–хозяйски посматривали на заснеженное озеро, на две березки–сестрички, замерзшие на берегу, на палатки под деревьями, на плотников, копошащихся возле сруба бани с частыми бревнами стропил, на темневшую бревнами стен лесопильню, откуда беспрерывно несся визгливый голос циркулярной пилы.
— Чудесное место для поселка! — восхищенно сказал Никонов.
— Хорошее, — поддержал Романычев. — На рыбалку можно будет и зимой и летом ходить. Не далеко…
— Рыбалка, ягоды, грибы! Все под боком. Не ленись только… — говорил Николай Николаевич.
С озера тянул морозный ветер. Змейками тащил снег по поляне. Солнце, несмотря на полдень, жалось к земле, не поднималось высоко над тайгой.
Николай Николаевич снова вспомнил Ирину, вспомнил, что сегодня вечером, когда он позвонит в дверь своей квартиры, она откроет ему как мужу, откроет и не заторопится домой. Вспомнил и снова засмеялся, звонко хлопнул перчаткой по полушубку Федора Алексеевича и сказал громко:
— Такие–то дела!
Бригадиру плотников, неприметному на вид мужичку в телогрейке защитного цвета, в валенках с длинными голенищами и в шапке с поднятыми на затылок ушами, он бодро тряхнул руку и показал на красные кончики его ушей:
— Отморозишь.
— Ничего… Жарко!