– Леня, давай выйдем на минутку, – тихо произнес Данилыч. Он мягко опустил свою жилистую руку на плечо сына, и Сапог после небольшой паузы нехотя подчинился.
– Леха, поставь что-нибудь, – обратился он к товарищу, перед тем как выйти. – А то скучновато становится. Не Керосином же любоваться.
Он и Данилыч зашли в гараж, прикрыв за собой дверь. По сравнению с тесным закутком, который уже начал прогреваться от обогревателя и печки, здесь стоял пронизывающий мороз, царапая ледяными иголками кожу, незащищенную одеждой.
Сапог хмуро смотрел на отца:
– Ну?
– Гони эту шваль на х…, Леня, – процедил пожилой мужчина. – Меня только от одного вида на это вонючее пугало блевать тянет!
И вновь эта холодная ухмылка, напоминающая тонкий разрез на бледном рыбьем брюхе:
– Это мой дом, батя.
– Твой дом не здесь… – начал было Данилыч, но Сапог не дал ему закончить, повторив:
– Мой дом. И только я буду решать, кто из вас будет сидеть со мной за одним столом. Понятно?
– Ты… ты…
Данилыч буквально задыхался от возмущения и едва сдерживался, чтобы не схватить за шиворот ухмыляющегося отпрыска и не выбить из него дурь.
– Ты ставишь меня в один ряд с этим отбросом?! – спросил он, пытаясь совладать с эмоциями.
Кривая усмешка стала шире, и Данилыч внезапно подумал о щуке. Злой, голодной щуке, заприметившей карася.
– Давай я тебе кое-что напомню, – заговорил Сапог. – Освежу, так сказать, память. Когда в 2011-м я первый раз попал под статью, мне помог именно Керосин. Мне не хватало лавандоса, и это он мне помог забашлять предкам того пацана, которого я случайно сшиб. Забыл, небось?
– Не забыл, – прошептал Данилыч. – У меня все время перед глазами лицо его матери.
– Они взяли бабки, – с нажимом сказал Сапог. – Значит, тема закрыта. Если бы не Керосин, мне не хватило бы откупиться! Я бы сел в тюрягу уже тогда!
«Наверное, это было бы правильным и единственно верным выходом – подумал Данилыч, с бессильным гневом глядя на сына. – Может, именно тогда ты должен был отмотать свой срок, чтобы не превратиться в это бездушное дерьмо, что сейчас стоит передо мной!»
– Мне помог Керосин, а не ты, родной отец. Че ты мне тогда говорил? «Мужик должен отвечать за себя?» Так?
Преисполненный яростью голос Сапога звучал так, словно им можно было крошить гранит, и Данилыч решил не накалять и без того сложную ситуацию.
– И не ты мне будешь указывать, с кем и как дружить, – добавил Сапог, слегка остывая.
Плечи Данилыча опустились. Он посмотрел на ворота.
– Мне уйти, сын?
Сапог напрягся, словно тугая пружина.
– Нет, – после долгого раздумья сказал он. – Но я не хочу, чтобы ты давил на меня. Понял, батя? Ты стал другим, я стал другим. Мир стал другим, жизнь тоже изменилась. Завтра поедем к тебе. Тогда и баню затопишь. А сейчас я хочу побыть здесь. Здесь прошла моя юность. Здесь мне дорог каждый гвоздик, каждая дощечка и трещинка. Вот так.