– Над чем, например? – Спросил я уныло.
– Например, над тем, мог ли я работать в Академии, если бы был таким полным идиотом и неудачником. Разве доверили бы мне экзаменацию кандидатов в инквизиторы? Разве моё мнение о пригодности тебя или другого парня так серьёзно принималось бы во внимание?
– Я думал, что они совершили ошибку. Или что у вас хорошие связи...
– Значит, ты думал, что все совершили ошибку, только не ты? Начальник Академии, кобленецкое отделение Инквизиториума, наконец, я сам... Только ты, Мордимер, всё знал, всё понимал и сделал единственно правильные выводы. Разве дело было не так?
Я вздохнул. Очень глубоко.
– Именно так, – признал я.
– Ты дал себя поймать на найденный у Неймана топор. Не поверил, и правильно, что убивает сам Нейман, но ты уже был почти уверен в том, что он является одним из звеньев в цепи преступлений. В конце концов, ты вытряс бы из него имена его предполагаемых сообщников...
Я снова вздохнул. Кто знает, может, так бы и случилось.
– И тогда, уверяю тебя, что самым довольным человеком в городе был бы Легхорн. Инквизиторы арестовывали бы всё новых и новых людей, маркграфиня бесилась бы от злости, а наш дворянин посмеивался в кулак.
И в самом деле, Легхорн с самого начала пытался убедить меня, что в преступлении замешано больше людей.
– А ведь этот топор вообще не принадлежал Мяснику, – продолжил Кнотте. – Если бы ты внимательнее осмотрел тела погибших, ты увидел бы, что кости были разрублены гораздо меньшим лезвием.
К выводу, что топор не был оружием Мясника, уже пришёл и я, хотя и следуя другим путём.
– Я смотрел внимательно! – Запротестовал я.
– В таком случае, тем хуже для тебя, если внимательно глядя, ты ничего не заметил, – заключил он.
В этой дискуссии я не мог победить. Тела были давно погребены, и Кнотте мог даже утверждать, что их порезали перочинным ножиком, а я и тогда не смог бы доказать, что всё было иначе. Я пытался воскресить в памяти образ убитых и нанесённые им раны и сравнить с запомненным лезвием, но не мог сделать вывод, прав ли инквизитор или решил надо мной поиздеваться.
– В любом случае, я решил, что ты не опозоришь нас, будучи инквизитором, – Кнотте говорил немного невнятно, потому что пытался одновременно что-то вытащить языком из зубов.
– Спасибо, мастер Альберт.
– Правда, ты самоуверен и заносчив, а эта уверенность в себе, к сожалению, не связана с особыми умственными способностями, но... – он вздохнул, – в нынешние времена...
Не скажу, чтобы слова Кнотте особенно подняли мне настроение, хотя всё же были гораздо приязненнее, чем то, что я выслушивал от него за последние недели.