И все же загробная жизнь Питера была мучением.
Почему?
Потому что он привык к любви животных. Он и сам их любил, даже больше, чем людей (эй, вот только о зоофилии думать не надо, ладно?). Животные, с точки зрения Питера, были достойными и приятными существами. И намного лучше чем вампиры. Вот, например, вы – вы хоть раз видели хомячка-садиста? Кролика, который напился и колотит своих детей? Лошадь, которая выбрасывает своего жеребенка на свалку? Слониху, которая продает своего слоненка на органы или бросает после родов? Курящего попугая? Звери жестоки, но – неосознанно. Если они и причиняют боль, то не со зла.
Но вот беда.
После смерти все животные стали жутко бояться Питера. Единственными, кто слушался его, как бога – были лисы-оборотни. Те самые, которых Питер больше всего и ненавидел.
* * *
Я вынырнула из воспоминаний вампира. И уставилась внимательнее на опутывающую его сеть линий и цветных пятен. На первый взгляд мешанина казалась беспорядочной. На второй – очень даже упорядоченной. Хорошо, что я смотрела на ауры всех, кто мне попадался, и училась разбираться. И отделять хорошее от плохого. Потому-то одно место в ауре вампира и показалось мне неправильным. Да, пока я в этом не очень разбиралась, но на Питера и моих умений хватит. Самое главное я ведь знаю. Что чувствуют к нему животные? Почему они не боятся? Точнее – чувствовали и не боялись?
Да потому, что знают: их – любят. И вреда не причинят. Никогда. Ни за что. Если они будут это чувствовать от человека, то будут любить его. И, кажется, я знала, что не так в ауре Питера. Знала, как будто тихий голос женщины со звериными глазами шепнул мне это на ушко. По большому секрету. И – минуту… как там мои ребята?
Слава Богу, прошло не больше десяти секунд. А мне казалось, что я копаюсь в вампирских воспоминаниях уже неделю! Но пока Константин и Глеб держались. За меня, за машину, за оружие, скрепя зубами, но держались.
Ничего. Сейчас зов прекратится. И я знаю – как и почему.
– Питер, – негромко позвала я прямо в голове вампира. – Питер, ты слышишь меня?
Питер дернулся, как будто его ожгли хлыстом. Кто мог его так назвать? КТО, во имя всех богов мира? Уже давно никто не знал даже этого имени. Иногда Питер думал, что и креатор забыл его. Он давно получил новое имя – Рауль. Здесь, в России – Родион. Но кто может звать его этим именем!?
Я наблюдала за метаниями вампира. И сейчас они были мне понятны, как собственные руки. И так же как и свои руки – я могла повернуть его мысли в нужную мне сторону.
– Хочешь, я сделаю так, что ты опять сможешь говорить с животными и понимать их? – мягко шепнула я в сознании Питера. – Твой дар не исчез. Он просто заперт. Заперт предсмертным проклятием Гильометты. И я могу его освободить. Мне только необходимо твое разрешение.