– Думаешь, она сейчас что-то делает?
– Не знаю. Твою мать!!!
Глеб дернулся от лежащей женщины, так что едва не пробил головой потолок машины.
– Что случилось?!
– У нее руки…
Константин бросил на заднее сиденье короткий взгляд. Но и этого хватило. Волоски на затылке оборотня зашевелились, по телу побежали противные мурашки. Ладони вдруг стали скользкими и холодными.
– Это – что!?
Других вопросов у него не было. Пока они были в безопасности. Но оборотень готов был вырваться даже под выстрелы противника, лишь бы этого не видеть. Происходящее было… слишком неправильным. Чужим. И потому – страшным.
Одно дело – смотреть в экран телевизора и цедить пиво, твердо зная, что происходящее – только выдумка режиссера. Другое – вот так. Вживую.
Лицо лежащей женщины было искажено мучительной гримасой. Словно она тащила в гору что-то тяжелое. Губы шевелились. А вокруг рук разливалось слабое красноватое свечение. И из-под ногтей выступала кровь. Собиралась в капельки, медленно капала на пол… почти черная в свете, пробивающемся через тонированные стекла.
– Не знаю. Следи за пульсом. Если она умрет, с нас Князь шкуру на ленточки спустит.
– И Валентин – тоже. Лучше б она выжила.
– Куда как лучше. У меня Настя вся расцвела. Радуется, детей ждет…
– Это если нас сейчас не грохнут. Нас – двое. Сейчас нас могут просто числом взять.
Но из дома не доносилось ни звука. Все словно застыло в молчании. Только тихо капала на пол кровь, собираясь в небольшие лужицы на полу.
* * *
Я уже успела отчистить вампира до груди, когда Питер все-таки что-то вспомнил – и разродился речью.
– Áve, María, grátia pléna; Dóminus técum: benedícta tu in muliéribus, et benedíctus frúctus véntris túi, Iésus. Sáncta María, Máter Déi, óra pro nóbis peccatóribus, nunc et in hóra mórtis nóstrae. Ámen.
И потом то же на русском, а то вдруг Господь латынь подзабыл:
– Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь.
Ну хоть что-то вспомнил – и то хлеб. А то у меня уже руки ломило, как от стирки в холодной воде. Но я упрямо продолжала свое дело. Больно? И что?
Перетерплю. А вот второй раз может и не получиться. И что тогда?
Ничего хорошего. Единожды солгавшему дважды на слово не верят. Вот.
– Помоги мне, Господи в деле моем. Ты заступник мой, Бог мой, мир мой и я прошу твоей помощи. Избавь этого человека от ловчей сети и от злого слова; укрой своим плащом и защити от зла, не виноват человек в том, что искал правду. Не боялся он от страха ночного, оружия и зла людского – и зла, что приходит ночью. Не подпускай к нему зло, и убери раны с его тела, пошли ангела своего охранять его на любых дорогах и тропах. Ведь именно ты проложил их. Не осуждай человека за выбор его, за свободу воли, за пламя души – ведь именно ты сделал нас такими.