– Молчи, Натаниэль, – предостерег его Кронштедт. – Не нужно подливать масла в огонь. Что с Фалькенштейном? Почему он ведет себя так странно?
– Маленькая инъекция, действие которой пройдет через несколько минут. – Гумбольдт похлопал Мастера по щеке. – Эй, господин Фалькенштейн, вы меня слышите?
– Чт-т-то? – изо рта председателя потекла тонкая струйка слюны.
Гумбольдт довольно кивнул.
– Видите, он снова в сознании. Чудесная штука этот опиум. Никакой другой наркотик не обеспечивает такой сладкий сон. Правда, потом у него будет чертовски болеть голова на свету, но в полумраке это проходит.
– Вы собирались что-то предложить, – сказал начальник полиции, единственный из всех присутствующих сохранивший спокойствие.
Гумбольдт кивнул:
– Вы правы. Время идет, и мы не хотим, чтобы документы попали в ненужные руки. Я требую, чтобы вас не было ни в одном из учреждений нашего города. Вы уходите в отставку и передаете должность своим преемникам. И преемники, заметьте, не должны числиться в ваших платежных ведомостях, должны быть независимы и беспристрастны. Вы обоснуете свое решение личными или политическими правдоподобными причинами. Вы, господин Штангельмайер, например, можете сослаться на свой возраст. Господина Штрекера может подтолкнуть к отставке скандал вокруг сына. И так далее. Каждому из вас я приготовил конверт, в котором содержатся точная дата и основание отставки. Если хоть один попытается увильнуть, я приму меры, касающиеся всей группы. Вы должны сделать именно так, как я говорю, никаких самостоятельных действий.
– Но… ведь это шантаж, – пожаловался Штангельмайер. – Вы всех нас шантажируете без всякого зазрения совести.
– А что говорила ваша совесть, когда вы пытались убить императора? – холодно улыбнулся Гумбольдт, раздавая конверты. – По сравнению с этим мои требования совершенно безобидны. О, вот конверт для господина Фалькенштейна. Не может ли кто-нибудь его подержать, пока досточтимый Мастер полностью не придет в себя?
– Я возьму, – вызвался Кронштедт. – Что вы для него придумали?
– Эмиграцию, – ответил Гумбольдт. – Поскольку он дирижер и глава банды, ему самый строгий приговор. Несколько лет за границей пойдут ему на пользу. Лучше подальше. Идеально подошел бы Китай, – он протянул конверт Фалькенштейна начальнику полиции. – Так, мы все выяснили. Вы получили указания. Выполняйте. И выбросьте из головы мысли отомстить мне или моей семье. Документы, о которых я говорил, останутся там, где они сейчас, и в любое время могут «выстрелить». Понятно?
Оскар растерялся. Самые могущественные мужи империи опустили головы и сгорбились, словно группка учеников, пойманных за дракой на переменке. Гумбольдт строго оглядел их и сказал: