Люк закрывает дверь. Смотрим друг на друга. Кружок света сближает сильнее, чем самая густая темнота. Мы – в этом кружке, нас разделяют считаные дюймы. Кто мы друг другу? Сейчас это совсем непонятно. Света достаточно, чтобы показать мне жилу на его шее – она напряжена, пульсирует, кажется, в такт биению моего сердца. Меня охватывает дрожь. По лицу Люка о его чувствах не догадаешься; кажется, он – как кремень. Но теперь-то я знаю – это видимость. Люк нервный, импульсивный, вроде меня; как и я, он на грани. Не могу выдержать его взгляд, да и незачем ему читать по моим глазам. Люк откашливается – в пустом доме его кашель звучит громко, слишком громко. Заговариваем мы одновременно.
– Пожалуй, мне…
– Думаю, что…
Замолкаем. Нервно хихикаем.
– Давай сначала ты, – предлагаю я.
Люк качает головой.
– Нет, ты. Что ты хотела сказать?
– Так, ничего. Насчет Фрейи. Надо ее уложить.
– А где она спит?
– Она спит… – делаю паузу, чтобы сглотнуть, – в твоей бывшей комнате.
Люк расширяет глаза – от удивления, или от потрясения, или по другой причине. Странно, конечно, что Кейт предоставила мне его комнату. В очередной раз меня шокирует несправедливость произошедшего.
– Понятно.
Свет лампы дрожит, ведь дрожит и рука, держащая лампу. А может, всему виной сквозняк.
– Давай я тебе на лестнице посвечу – одна ты и с малышкой, и с лампой не справишься, – предлагает Люк.
Действительно, темная спираль лестницы выглядит пугающе.
– Если здесь свечку уронить, нескольких минут хватит, чтобы запылал весь дом, – продолжает Люк.
– Спасибо, – говорю я.
Без лишних слов он начинает подъем по лестнице. Иду за ним следом. Золотой круг света исчезает за стропилами.
У дверей Люк останавливается. Слышно, как он тяжело, прерывисто дышит – но, приблизившись, я натыкаюсь всю на ту же непроницаемость лица. Люк с удивительным равнодушием смотрит на свою бывшую кровать, заваленную моей одеждой, и на колыбель с одеяльцем Фрейи и плюшевым слоником. Зато мое лицо буквально горит. Сумки разбросаны по всей комнате Люка, его стол уставлен целым взводом моих флаконов.
– Люк, прости, – выдыхаю я.
– За что простить?
Голос ровный, лицо бесстрастное – но на шее пульсирует все та же тугая жила. Люк ставит лампу на прикроватный столик, без единого слова разворачивается и растворяется во мраке.
Наконец Фрейя уснула. Я – на лестнице, с лампой в руке. Свободная рука вцепилась в перила. Медленно, контролируя каждый шаг, спускаюсь в гостиную. Вокруг меня – ореол золотого света, но вообще лампа не столько рассеивает мрак, сколько сгущает тени.
Я была практически уверена, что Люк ушел. Достигнув нижней ступени, различаю темный силуэт, встающий с дивана мне навстречу. Поднимаю лампу. Люк.