Следует утвердительный кивок. Тея закатывает глаза. Сдерживаю желание бросить «Кто бы возмущался!».
– Ничего, я привыкла, – спокойно объясняет Фатима. – И вообще, мне надо вернуться к вечерней молитве и разговению. – Она смотрит на часы. – Времени – до следующего поезда. Так что давайте без прелюдий.
– Ага. Валяй, Айса, выкладывай, что ты узнала.
Тея отпивает воды, смотрит на меня поверх бутылки.
– Надеюсь, информация достаточно… гм… специфическая, и вы не зря сюда тащились. – Сглатываю и продолжаю: – Может, «специфическая» – неподходящее слово. В любом случае это важно.
«Вы мне нужны». Пароль, тайный шифр, которым мы пользовались только в самых крайних случаях. «Стоит Кейт свистнуть – и вы примчались, как собачонки».
– Дело вот в чем.
Перекладываю Фрейю с руки на руку, достаю из кармана конверт с предсмертной запиской.
Фатима первая решается взять его. На лице – недоумение.
– Это адресовано Кейт. Погоди…
Маленький смуглый пальчик проскальзывает в щель. Лицо бледнеет, глаза становятся огромными.
– Это она, да?
– Кто – она?
Тея выхватывает записку из рук Фатимы. Мгновение, когда она узнает почерк, фиксируется на ее лице. Они не просто разные, Фатима и Тея; они – полные противоположности. Быстрая на улыбку, по-птичьи позитивная миниатюрная Фатима с ее внимательными темными глазами – и Тея, этакий набор костей на каблучищах; Тея, сытая, кажется, одним сигаретным дымом. Тем страннее видеть на этих двух лицах одно и то же выражение – смесь ужаса, шока и дурных предчувствий.
В одинаковости лиц столько комизма, что, не будь ситуация такой кошмарной, я бы, наверное, расхохоталась.
– Читайте, только внимательно, – шепчу я.
И они читают, вдвоем удерживая истончившийся лист бумаги. А потом я начинаю рассказывать. О том, что узнала от Мэри Рен. О стычке с ней. Сгорая от смущения, я описываю даже несостоявшийся секс с Люком и миг, когда заметила Кейт на лестнице.
Объясняю, что Амброуз имел в виду, говоря: «То, что происходит, – неправильно». Открываю страшную тайну: Кейт спала с Люком.
Под занавес говорю о бутылке, найденной при Амброузе. О том, что Марк поведал своей матери. О следах героина в остатках вина.
– Оральная передозировка?
Фатима еле шепчет, хотя фоном к разговору идет бульканье фритюра для картошки.
– Нелепость какая-то. Идиотский способ свести счеты с жизнью. Дозу никогда точно не просчитаешь, да и смерть очень долго не наступает. Вдобавок всегда можно хватануть налоксону – это же противоядие. Если Амброуз хотел покончить с собой, мог бы ввести героин внутривенно. После такого не откачаешь. Умер бы через несколько минут.