Свет в гостиной исходил только от потолочных точечных светильников, находящихся над диваном и аквариумом с рыбками, – они были предназначены для того, чтобы создавать настроение, а не для того, чтобы освещать. Стена напротив книжных полок целиком состояла из стекла. Шторы задернуты, а потому открывающаяся из окна панорама города не видна. Здесь находились двери, ведущие в остальные комнаты квартиры. Две спальни, гардеробная, кабинет и лестница, выходящая в частный сад на крыше, из которого виден весь район Ковент-Гарден. Этот липовый полицейский может сейчас быть где угодно.
Прист приоткрыл дверь еще немного. Все его тело напряглось, каждый мускул напоминал сжатую пружину, готовую мгновенно распрямиться, чтобы ударом дубинки проломить этому ублюдку череп. Стук сердца отдавался в ушах, словно грохот сапог наступающей армии, идущей в ногу по утоптанной земле. Но Прист улавливал и другие звуки. Даже армированное стекло не могло полностью заглушить шумы, доносящиеся с улицы, от которой квартиру отделяло девять этажей. Это была смесь из шагов толп людей, входящих и выходящих из универмагов и кафе, рокота дорожного движения и нестройной мелодии, которую играли уличные музыканты. Вечерами Прист часто сидел в своем саду на крыше, слушая эти сливающиеся воедино звуки, похожие на ровный гул какой-то гигантской машины, ни на секунду не прекращающей свою деятельность там, внизу.
За столом никого не было. Компьютер не работал. Незваного гостя нигде не наблюдалось. Несколько секунд Присту казалось, будто вокруг него вакуум. Он вошел в гостиную и чуть углубился, продолжая держать перед собой полицейскую дубинку на случай внезапного нападения. Все двери были закрыты. Минуло уже много лет с тех пор, как он патрулировал улицы Лондона пешком, одетый в полицейскую форму, однако переход из патрульных в детективы, а затем в адвокаты никак не сказался на его физической форме. Прист по-прежнему оставался прирожденным атлетом, широкоплечим и поджарым. Но сейчас он страдал от сотрясения мозга, а правую руку терзала такая боль, что приходилось напрягать все силы, чтобы продолжать крепко стискивать дубинку. Поэтому он не удивился, когда уже во второй раз за этот вечер среагировал на нападение на долю секунды позже, чем следовало.
Пытаясь защитить лицо, Прист поднял дубинку, но мерзавец запрыгнул ему на спину и набросил на шею удавку. Он попытался вдохнуть воздух и с ужасом почувствовал, что горло пережато. Когда в легкие перестал поступать кислород, Прист ощутил приближение паники. От удушья сработал рвотный рефлекс. Это не помогло делу, и все стало еще хуже. Намного, намного хуже. Они кружили по комнате в смертельном объятии, и Прист изо всех сил старался сбросить с себя противника. Они врезались в книжные полки, и Прист с размаху впечатал в них врага, но тот только усилил свою удушающую хватку.