Также первоначально с подозрением, с молчаливым прищуром выслушал его в своем натопленном загодя кабинете начальник штаба пограничного округа. И только после того, как осторожно, с профессиональной изобретательностью осмотрел он подарки от помощника тамбовского военкома, широко улыбнулся. Но все равно спросил, почему Павел сюда попросился и кто у него в роду.
Павел тут же вспомнил еще одно предостережение Константина Зиновьевича: не я, мол, тебя сюда прислал, все случайно вышло, а сам ты, вроде как, и не просился. Граница все же, НКВД тут главный хозяин, как и везде, в общем-то. Да и японцы совсем рядом. До Китая ведь рукой подать, а там невесть что варится!
– Выходит, ненароком ты здесь, Павел Иванович? – с нарочитым, чуть курьезным, демонстративным уважением спросил полковник Тарасов.
– Так точно, – сразу усвоил принятое в армии обращение, еще с караулки, Павел, – Сказали, езжай. Я и поехал. Больше двух недель в пути…в эшелоне. А других к морю, во флот повезли. Еще одного оставили в Иркутске.
– Ну, ну! Проверим, – зачем-то строго блеснул серыми глазами начштаба.
Он вдруг сладко потянулся и погладил твердый, плотный кусок сала с нежно-розовыми прожилочками и толстое стекло бутылки с прозрачным, словно чистая вода, самогоном. Павел вез все это в мешке, но теперь сам впервые увидел, что именно вез. И конфеты, и колбасу и все остальное. Удивился даже, как это все мирно и богато выглядело. Надо же, за спиной и в ногах у него ехало, а он охранял это, словно пограничник стережет границу с Маньчжурией и Китаем: впереди враг, а за спиной несметные богатства, о которых он и представления не имеет. Что-то было в этом хитрое, даже лукавое, и в то же время жалкое, напомнившее ему его нищету. Павлу стало вдруг невесело от такого сравнения, даже чуть обидно и унизительно.
– А говорил ли тебе Костя Павлюченко, как мы с ним сдружились? – не поворачиваясь к Павлу и продолжая задумчиво оглядывать подарки, вдруг спросил полковник.
Павел отрицательно покачал головой и точно застеснялся, что не знает этого.
– Значит, не говорил? А что он говорил?
– Хвалил вас, товарищ полковник…товарищ капитан госбезопасности. Очень хвалил!
– Полковником, полковником зови. Это другое…капитан госбезопасности. Значит, хвалил?
– Так точно.
Спустя только год от того же Германа Федоровича, выпившего и вдруг погрустневшего от воспоминаний, что неожиданно накатили на него, узнал Павел Тарасов короткую историю их знакомства с Павлюченко. Да и то только в общих чертах. Оказалось, что спас он тогда Константина Зиновьевича и кого-то из членов его семьи от неминуемой гибели в страшный голод в тридцать первом году. Дал службу и необходимый, хоть и худой, паек. Было это в Полтаве, куда на время, для помощи в прекращении нарастающих недовольств, направили Германа Тарасова. Голод высушил тогда и скрутил в рассыпающуюся от напряжения пружину всю Украину. С этого года и принят был на службу в РККА Константин Павлюченко, потому и прислал он в подарок съестное, хотя и не очень-то и нужное сейчас Герману Федоровичу. Отдавал долг той же или почти той же монетой, даже более щедрой по качеству, но все же менее важной по своей жизненной сути. Никогда теперь, хоть эшелон с хлебом присылай, не искупить ему той другой, жизненно необходимой, щедрости, коей одарил его в мертвенные годы Герман Тарасов, начинающий еще начальник в пограничных войсках НКВД.