В длинном сером здании с множеством окон было общежитие академии. Павла долго с подозрением осматривал с головы до ног дежурный командир с квадратиком в петличке, значит, комвзвода РККА, пехота по-старому, стрелок, и наконец молча указал глазами на стену, у которой сержант пограничных войск НКВД Павел Тарасов, то есть явно чуждый элемент в этом совершенно армейском гнездилище, должен был подождать, пока тут разыщут его начштаба, слушателя академии.
– Прибыл?! – вместо приветствия обрадовано крикнул Герман Федорович, энергично сбежавший по узкой лестнице вниз к КПП общежития. Он был в форме, но без ремней и даже в серых, войлочных тапках на босу ногу.
Павел покраснел от смущения и, оправляя под ремень мокрую насквозь гимнастерку, вытянулся. Хотел было доложить по уставному, даже вскинул руку к козырьку зеленой фуражки, но Тарасов устало махнул ему рукой:
– Отставить. Ты того…, постой пока тут…, я сейчас договорюсь. Ночь проведешь в караульном взводе, у них там есть, где поспать, отдохнуть с дороги, значит, а утром поедешь к нашим, доложишь…
Герман Федорович куда-то быстро ушлепал в своих штатских тапках, вернулся только через полчаса с серой бумагой в руке.
– Выйдешь сейчас через это парадное и забирай вправо, до первой двери, у лестницы. Там караулка. Отдашь начальнику вот эту бумагу. Ничего не объясняй. Если будут спрашивать, скажи, полковник Тарасов велел, слушатель, мол, начштаба… Ну, сам знаешь! А завтра, в семь тридцать быть здесь как штык, с вещами. Я тебе новую инструкцию дам. Давай, брат. Кругом и вперед! Чаю попроси…и сухарей. Отощал вон совсем! Да ты не тушуйся! Тихий ты какой-то, Тарасов! Несмелый. А еще однофамилец!
Закончился первый в его жизни московский день. Впереди была целая жизнь, оказавшаяся и долгой, и тяжелой, со многими расставаниями, с потерями и встречами.
Второй день начался со знакомства, которое определит всю его жизнь.
Ранним утром вновь застучал каблучками дождь, вдруг остановился, задумался на мгновение и побежал, засеменив на цыпочках.
В семь тридцать выбежавший на минуту из общежития Герман Федорович уже в полной форме опять сунул Павлу в руку бумажку с адресом.
– Иди на площадь Дзержинского… Знаешь такую? Поспрашивай, если чего… Там прямо в первый дом, к дежурному, доложи кто ты, откуда, предписание предъяви. Направят, куда следует.
– А найти-то как площадь эту?
– Ах беда с вами! Лубянкой ее раньше звали, до 26-го года. Улицы там Большая, Малая Лубянки…, еще улица Кирова…, раньше была Мясницкой … Ну, как тебе еще объяснить? Иди вон прямо через площадь, по дли-и-и-нной улице, она потом расширяться станет, это уж Волхонка, ты опять иди дальше, а там уж и Кремль. Все прямо и прямо отсюда. Никуда не сворачивай. Кремль-то узнаешь?