Я могла собой гордиться. Ночью, пока мой хозяин спал, я покусала его отца. Ма-а-амочка моя пушистая, я покусала директора!
Покусанный поднял взгляд, смерил нас придирчивым взглядом и весело спросил после недолгой паузы:
– Куда могла подеваться стая бурых жаб? Двадцать семь голов. Половозрелые, введенные в искусственный сон особи. Каждая размером с хорошую собаку.
– Съели, – подумав, предположила я, решив, что терять уже нечего, но если выберусь отсюда, больше никогда, никуда и ни за что без Илиса не сунусь. А пока, под хозяйской рукой, на теплых коленях, я могла быть храброй. Очень храброй. Настолько, что почти даже не боялась совы, сидящей на насесте в углу.
– Кто съел? – полюбопытствовал директор.
– Арсы и съели, – сообщила я очевидное этому взрослому опытному мужчине, занимающему место аж главы целой академии. Как он только умудрился директором-то стать? – Если жабы все половозрелые, значит, уже с икрой.
Меня молча слушали. Даже не слушали, внимали с нескрываемым интересом.
– Если вы вдруг не знаете, то бурые жабы обоеполые. Они накапливают икру в организме, оплодотворяют ее, и зимой, впадая в спячку, хотя я назвала бы это комой, откладывают икру и выкармливают вылупившихся детенышей в буквальном смысле собственной плотью.
– Спасибо за основной курс лекций по неестествознанию, но это не объясняет их исчезновения. До спячки еще два месяца.
– Но икра-то уже есть! – У меня просто не укладывалось в голове, как можно не знать настолько элементарных вещей. – А арские духи, это они только на словах духи, на деле очень даже материальная нечисть, которая не прочь полакомиться икрой. Для людей жабья икра, конечно, ядовита, но арсы ее за деликатес почитают.
– Что?
Мне не верили. Просто нагло не верили прямо в морду.
– Года три назад зима была особенно холодная и голодная, я вблизи от одной арской стаи жила. Они зимой перед праздником ночи решили икры поискать. Ну и я с ними. Жабью нору нашли рядом с замерзшим озером. Кладка была еще целая. Вылупиться успело с сотню головастиков, не больше.
– И что?
Это спросила сова. Хищница даже перья чистить перестала, с любопытством поглядывая на меня. Единственное, что радовало, – интерес этот был не гастрономическим.
– И ничего. Гадость редкостная эта икра. Соленая, на языке лопается, а если съесть почти созревшую икринку… – Меня ощутимо передернуло. – А арсам ничего. Ели так, словно их десять лет не кормили. Даже мальков слопали.
– Очень интересно. – Директор откинулся на спинку кресла. На меня смотрели без былой снисходительности. – Никогда раньше о подобном не слышал.