После 1945. Латентность как источник настоящего (Гумбрехт) - страница 46

) А в благодарность за это…

ГОУЭН. Слушай, дядя Гэвин, почему бы тебе не отправиться домой? Или к черту, или куда угодно?

СТИВЕНС. Иду через минуту. Потому ты и считаешь… потому и говоришь, что она должна умереть?[28]

В поствоенном мире существуют пороги, которые никто не может пересечь ни в одном направлении, там есть персонажи, которые – обычно по юридическим причинам – сопротивляются любому давлению, провоцирующему их сделать это. Есть там и такие пороги, которые, поскольку они все время удаляются, вообще не могут быть пересечены. «Пайза», вторая и самая длинная часть военной трилогии Росселлини, представляет до самых скрупулезных деталей, завоевание Италии американскими войсками. Каждый успех в продвижении американской армии – из Сицилии на север и дальше на полуостров – только задерживает победу, когда Италия наконец будет освобождена от немецкой оккупации. Немцы находятся в состоянии затянувшегося отступления и успешно избегают всякой прямой и потенциально решающей конфронтации. Точно так же в «Гиганте» – третьем фильме Джеймса Дина – нефтяные вышки тянутся и тянутся по словно бы бесконечному простору техасской фермы. Сначала они дают ростки на крошечном островке земли, принадлежащей молодому бунтарю, а потом уже вплотную окружают дом родовитой местной семьи, которая отказывается признавать новую индустриальную эпоху и подчиняться ей.

Иногда удаляющиеся границы такого рода вдруг раскрываются на один неощутимый миг и мягко поглощают ту силу, которая извне угрожает их разбить. В фильме Росселини «Пайза» три оставшихся в монастыре монаха отказываются предоставить убежище раввину, который вместе с католическим священником и протестантским пастором служит в американской армии. И вот наконец, вместо того чтобы просто подчиниться военной силе, они убеждают себя, что закон мирового гостеприимства – гостеприимства для всех без исключения – является их этическим обязательством и что исполнение такого обязательства только укрепит их христианскую веру. В начале 1950-х Эрнст Юнгер и Мартин Хайдеггер вступают в дискуссию, следующую – очень жестко и четко – той же логике удаляющейся демаркационной линии, которая может в один момент открыться и изменить все, что содержит внутри себя. В их переписке намечались возможные философские ответы на то, что они описывают как нарастающий нигилизм ХХ века. Оба собеседника используют пространственный концепт «линии», чтобы дать свои параллельные ответы на одни и те же волнующие их вопросы. Если Юнгер старается подчеркнуть необходимость удерживаться от нигилизма на расстоянии, то Хайдеггер, наоборот, предлагает прорабатывать те вызовы, которые тот бросает, чтобы сделать его частью человеческой экзистенциальной ситуации: