Нещастная пизда теперь осиротела,
Сира, и вся твоя утеха отлетела,
Сира, и полны слез твои теперь глаза,
Ужасная тебя постигнула гроза,
Ужасная напасть совсем переменила,
Из радостной пизду печальной нарядила.
Утехи тем мои навек прешли теперь,
Навек должна свою замазати я дверь,
Ту дверь, в которую в меня входила радость,
Всем чувствиям моим неизреченна сладость.
К страданью лютому, к безмерной казни злой
Навек сомкнута я: сей хуй скончался мой.
Скончался и лежит, бездышен горемыка,
Бездушен, недвижим, от шанкер, хуерыка.
Уж нет того, уж нет, в пизде кто ликовал,
Взаимные кто мне утехи подавал.
Лежит бездушна плешь, лежит се пред глазами.
Неслыханная казнь, о! казнь под небесами,
Какой теперь ты мне дала собой удар,
Исчезла в хуе жизнь, простыл на еблю жар.
Любезной хуй, навек рассталась я с тобою,
Вовек, увы! и ты не свидишься с пиздою,
Не будешь ты во. мне гореть, краснеть и рдеть,
Уж в аде не дадут тебе, ах! хуй, поеть.
О! грановита плешь, котора всех прекрасней,
Ты сделала меня теперя всех нещастней,
Ты сладость мне вкусить свою, ебя, дала,
Ты кровь во мне огнем приятнейшим зажгла,
Но ты ж теперь меня собою огорчила,
Заставила страдать, ты плакать научила.
Какую я себе теперь отраду дам,
Когда к твоим друзьям сто раз пришед к мудам,
Утех я в них себе ничуть не ощутила,
Напрасно лишь себя я только возмутила.
И как мне без тебя, ах! как на свете жить?
Подумать страшно то, пизде без хуя быть.
Подите от меня вы прочь, воображенья,
И не давайте в мысль преступного прельщенья,
Как будто можно мне кишкой себя пехать,
И глубже в губы перст засунув, ковырять,
Тем равное себе снискати утешенье,
Какое хуем я имела восхищенье.
О! глупейшая мысль порочнейших людей,
Распутной мерзости всесветнейших блядей,
Из ада вышедши, из тартара кромечна,