— Какая восхитительная откровенность! — торжественно возгласила мать. — Идите с миром, Марсель! — добавила она, подчеркивая своим обращением на «вы», что находится при исполнении самых своих высоких обязанностей. — Идите с миром! Господь бог, а также ваш отец и я прощаем вас.
Что касается меня, то я молчал. Я онемел от этого публичного саморазоблачения.
— Отчего вы медлите? Что вы желаете скрыть, сын мой?
— Я, понятно, совершал грехи… только я уже не помню об них…
— Только я уже не помню их, — поправил отец Трюбель.
— Ну что же, помочь вам? — сухо сказала мадам Резо.
Все что угодно, только не это. И я в отчаянии пробарабанил весь перечень грехов, упомянутых в «Покаянной молитве»: нетерпение, чревоугодие (господи, поди согреши у нас чревоугодием!), леность, гордыня… весь список, который благодушно выслушивал по субботам на исповеди наш приходский священник в Соледо.
— Уточните, милый мой! — потребовала мать.
— Не лучше ли сегодня на этом кончить? — предложил отец Трюбель, за что я благодарен ему на веки вечные.
Фреди в свою очередь опустился на колени.
— Я сегодня хорошо себя вел, — объявил он. — Отец Трюбель даже обещал подарить мне львиный коготь, у меня два балла выше среднего…
— Гордец! — возопила мать. — А кто утащил книгу у младшего брата? На неделю лишаю вас права читать книги!
— Мадам Резо, — напомнил отец Трюбель, — вы забыли о тайне исповеди…
— Вот именно, исповеди! Ведь он же ни в чем не признался. Пусть зарубит себе на носу, что ему нет никакой выгоды скрывать свои грехи. А когда поймет хорошенько, то будет откровеннее.
Марсель тоже прекрасно это понял. Теперь его ежевечерние доносы матери стали излишними. С самым невинным видом он, под маской покаяния, мог каждый вечер при желании всадить нам в спину нож.
Фреди, страстный любитель чтения, был вне себя.
— Психичка! Кикимора! — твердил он, раздеваясь на ночь, выкрикивая эти бранные слова так громко, что они, наверное; слышны были за стеной.
И вдруг, сократив эту энергическую ругань, он по-своему окрестил нашу мать:
— Психимора! Поганая Психимора!
Отныне мы называли ее только этим именем.
Перро принюхивался, слюнил большой палец, чтобы определить направление ветра, — словом, браконьерствовал в пользу хозяина. Отец Трюбель, хоть и без ружья, имел весьма воинственный вид и бодро шагал, заткнув за пояс полы сутаны, так что видны были его короткие штаны из серого вельвета. Папа держал двустволку под мышкой, а через левое плечо у него был перекинут на ремешке разъемный сачок. Мы с Фреди и с Кропеттом колотили по кустам живой изгороди палками, вырезанными в каштановой роще. Восторг — безобразный ублюдок, помесь деревенской шавки и спаниеля, бегал вокруг нас, потряхивая длинными ушами, в которые впились белесые клещи. Вдруг он бросился в кусты.