— Поздравляю с прибытием на землю Французской республики. Добро пожаловать, мадемуазель Фогель!
Вот и еще один друг — белоголовый, в твердой обложке. Паспорт даже не пришлось доставать, его вручил пограничнику мулат, носитель сумочки. Офицер, служака опытный, быстро перелистал страницы, подсвечивая фонарем, затем прицелился неведомо откуда взявшейся печатью. Шлеп! Вернул — не ей, а все тому же мулату. Негромко щелкнул замочек.
— Вам вызвать такси, мадемуазель?
Таможенник, тоже мужчина с опытом, даже не стал смотреть на ее новенький чемодан дорогой желтой кожи. Проигнорировал, зато зацепился взглядом за трость.
— Это грузовой причал, мадемуазель, до города далеко, больше десяти километров. Сейчас уже ночь…
— Спасибо! Меня должны встретить.
Оставалось поблагодарить служивых и попросить друзей-матросов отнести ее вещи подальше, в самое сердце тумана. Чемодан приземлили на относительно сухой пятачок в центре желтого прожекторного пятна. Мулат, белозубо усмехнувшись, вручил внезапно потяжелевшую сумочку. Девушка, взвесив ее в руке, улыбнулась в ответ.
…Карманный Mauser М.1910, в просторечии «номер один». Порядок!
Попрощались. Пожали друг другу руки.
— Успешной работы, мисс! Будем загибать за вас пальцы!..
Сначала туман поглотил рыжего ирландца, затем улыбчивого мулата. Колыхнулся неслышно…
Анна Фогель вернулась.
3
Что страшнее больного зуба? Два — и оба болючие до полного омерзения. Один сверху, слева, второй снизу…
Ой-й!..
— No-no! — сказал он бармену, не слишком следя за речью. — Таковое не изволю, thanks. Сочтите за любезность поискать что-нибудь покрепче. Буду вельми признателен, уважаемый мсье. Whiskey у вас имеет место быть? Oh, yeah! Самый обычный whiskey, можно без water.
Пока говорил, боль пряталась — потому и не жалел слова. Бармен, явно не оценив, взглянул кисло. В самом центре Парижа, на бульваре Сен-Жермен, требовать виски? Варвары-янки!
Отношение он прекрасно уловил, но задираться не стал. Зубы, и верхний, и нижний, дружно выдали новый импульс…
Ой-й-й!..
Виски все же нашелся — в темной бутылке с крайне подозрительной этикеткой. Дома на такое он смотреть бы не стал, отвернулся. Но здесь вам, извините, не там.
— No-no! Не рюмку, please. Glass. Э-э… Стакан! Yeah!.. Да, полный, до краев.
Бармен спорить не стал, однако — поглядел. Собственно, никакой не бармен, но как именуется тип за стойкой во французском брассери, сиречь в «пивоварне», забылось. Верхний зуб, нижний зуб…
Ну, cheers! Вот вам, мерзавцы!..
От первого же глотка немного полегчало, боль, съежившись, отступила, однако Кристофер Жан Грант (для коллег — Крис, для немногих близких — Кейдж) по-прежнему чувствовал себя несчастней некуда. И зубы, при всей их мерзкой злокозненности, были лишь последней тяжелой каплей.