— Ты ей уже помогла, — негромко проговорила разведчица Анна Фогель.
* * *
— Я приехала из Штатов, Марек. Туда меня отвезли в инвалидном кресле, я даже говорила с трудом. А лечил меня отставной сержант. Очень просто лечил — заставлял двигаться. Было невероятно больно, но боль — это жизнь. Я справлюсь, Марек!.. И еще… О некоторых вещах спрашивать не положено, поэтому я буду задавать вопросы, а вы просто говорите: «Дальше». Хочется поразмышлять вслух. Согласны?
— Согласен. Но могу и ответить. Спрашивайте, Анна.
— Сколько лет вы работаете в разведке?
— Недавно подсчитал. Двенадцать. С короткими перерывами на личную жизнь.
— Мы говорим с вами на немецком, но оба — не немцы.
— Верно.
— Вы чех?
— Дальше.
— Мою страну захватил Гитлер. Она маленькая, ее нетрудно контролировать. У немцев очень сильная контрразведка, все наши или струсили и убежали — или предали. Если начинать борьбу, то с чего?
— Наиболее уязвимое место вражеской армии — ее командующий. Убивать его не стоит, нового назначат. Но вот напугать, сбить с толку, а еще лучше — перевербовать…
— Как, Марек? Чем?
— Мячик, который вы видели, мне подарил мастер Чен. Он как-то обмолвился, что у хорошего человека самое сильное чувство — любовь, у плохого — страх.
— Спасибо. А насчет номера для кабаре вы все-таки, Марек, подумайте. У меня свой интерес. Немцы за мной наверняка приглядывают, пытаются узнать, чем я занимаюсь…
— …А вы готовитесь выступать в «Paradis Latin». Действительно… У меня тоже свой интерес. Мэтр Робо обещал взять для кабаре два десятка картин — бесплатно, на два месяца. Ему нужен громкий скандал в новом сезоне. Но и я не против… Хорошо, Анна, номер мы с вами подготовим.
— Вам нужно сделать еще кое-что, Марек, — помочь одной ящерице.
8
Местный эскулап смотрелся зловеще. Темный костюм, тяжелая трость, надменный блеск пенсне в золотой оправе. А на лице — ни капли жалости, будто к лягушке пригласили.
— Месяц! — не без удовольствия изрек он, прищелкнув крышкой серебряных часов. — А будете себя вести плохо, молодой человек, то и полтора.
— Месяц? — ужаснулся Кейдж. — В смысле — лежать?!
Он и так лежал — на деревянной кушетке, укрытый легким, сшитым из разноцветных кусков, одеялом. Сержант Жан-Пьер Мюффа скромно разместился у дверей, а из коридора выглядывал еще один Мюффа, Поль-Константин, такой же голубоглазый и широкоплечий, но на десять лет младше брата — и с совершенно целым носом.
Гостя поместили в одной из пристроек большого каменного дома на самой окраине Авалана, где жили братья и их достойная матушка, на данный момент гостившая у сестры в Тулузе.