Нечто вроде? Мухоловка, проведя пальцем по ровному срезу, открыла наугад. Картинка, большая, на половину страницы. Смешные уродливые человечки, рты раскрыты, кулачишки вверх, кто при мушкете, кто при старинной пистоли. Знамена, пушка на колесах. Ниже, красивым готическим шрифтом: «Франкфуртское Национальное собрание, 1848 год».
Матушка ее сиятельства любила комиксы…
8
— Мадам Кабис, а что такое «суккуб»?
Ой, не то спросил! Бывшая учительница взглянула на Криса весьма странно. Улыбнулась кончиками губ…
Косметикой не пользовалась, платья носила самые скромные, но траур не надевала. Из-за траура все и началось.
— Некоторые вещи, Кретьен, вслух не произносят.
Подойдя к одному из книжных шкафов, почти не глядя выдернула толстую старинную книгу в темном переплете, быстро перелистала.
— Вы очень любознательны, молодой человек. Прошу!..
Кейдж начал читать и покраснел ушами. Чуть не ляпнул: «Да я не в том смысле…», но вовремя прикусил язык.
— Вы уверены, что вам хватит одного яйца на завтрак? У нас тут другие традиции.
…Из-за траура — и, само собой, традиций. Как должна вести себя вдова? Черное платье, церковь, платок у глаз, когда же пройдет положенный срок — живи себе дальше. И никто не упрекнет.
Одного вареного яйца репортеру Гранту вполне хватало — если добавить к яйцу свежую булочку с маслом и чашку кофе. Легок, к бегу привычен. Встал вместе с солнцем — и вперед. Работал же после заката, наращивая «минус» в очках.
— Мадам Кабис! Я видел у вас пишущую машинку. Не могли бы вы перепечатать то, что я пишу? Два экземпляра, на английском. Заплачу, сколько скажете.
* * *
Из школы вдову уволили два года назад. Жила очень бедно, разве что не голодала, потому и прислали ей квартиранта. Но Кейдж уже понял — дело не только в деньгах. С Натали Кабис почти никто не хотел знаться. Стороной обходили, отворачивались — и детей тому учили.
Блаженная! Хуже — ведьма!..
— Горе вам, суеверы! — гремел на проповеди Черный Конь. — Горе вам, о любви к ближнему своему забывшие!..
С забывчивых суеверов все — как с гуся вода.
— Да что за безобразие, товарищи? — возмущался коммунист Барбарен. — С женами своими поговорите, проведите в семье разъяснительную работу!..
Товарищи чесали затылки.
Обычная история, одна из миллиона. Лейтенант Кабис ушел на фронт в 1916-м. Обещал обязательно вернуться, если живу быть. Слово дал, сотворил крест. Все обещали, вернулись не все. Май 1917-го, Бойня Нивеля. Перед очередной атакой упала на позиции пара германских «чемоданов» — и не осталось от роты ничего, даже мелкой косточки. Яма — а на дне вода, хоть в лодке плавай. Убитых и так с избытком, штабелями считали, и кто-то в штабе записал роту не в погибшие, а в пропавшие. И не поспоришь даже.