— Есть выход, — сказал папа.
— Не вижу.
— Поступай на работу.
— Вот как! По-твоему, я бездельничаю?
— Я этого не говорил. Я знаю, что дома работы хватает. Но если тебе надоело сидеть дома, выход только один.
— Конечно, ты всегда прав, а я всегда виновата.
— Но я же тебя ни в чем не обвиняю, — сказал папа спокойно.
— Не кричи на меня! — немедленно отозвалась мама.
В кухне стало тихо. Там над чем-то задумались. Задумалась и Галка. Когда говорила мама, Галка была за маму. Когда папа ей отвечал, Галка была за папу. Они оба были правы и все же ссорились, и Галка понимала, что эта негромкая ссора началась из-за нее.
Послышался звук отодвигаемой табуретки. Галка неженственно метнулась в коридор и застыла у двери.
Из кухни вышел папа. Он направился в комнату, достал из шкафа китель и надел его. Затем взял свой портфель, вышел в коридор, и в этот момент из кухни выглянула мама. Лицо у нее было растерянное.
— Ты уже уходишь? — косясь на Галку, спросила она фальшивым голосом.
— Я совсем забыл: у нас сегодня собрание, — ответил папа голосом не менее фальшивым.
— Постарайся долго не задерживаться, — сказала мама голосом фальшивым до предела и удалилась в спальню.
Папа, без обычной улыбки, кивнул Галке и захлопнул за собой дверь. Галка осталась одна в пустом коридоре. Она уже жалела, что подслушала разговор на кухне. Лучше бы она ничего не знала. И тогда ей не было бы неловко за родителей, которые только что не очень умело делали вид, будто ничего не случилось.
А еще больше ей было неловко за себя, ибо она понимала, что это она заставила их разговаривать фальшивыми голосами.
Второй день Юрка Карасик спасался у бабушки. Это были очень длинные дни. Он слонялся по комнате или подолгу стоял у окна, разглядывая улицу. Ему не хотелось ни читать, ни слушать радио. Не хотелось ни есть, ни гулять. Он маялся, и, глядя на него, маялась бабушка.
У бабушки был аквариум. Там плавали золотые рыбки. Но это были не те рыбки, которые могли совершить чудо, хотя Юрка и пробовал с ними договориться. Беззвучно шевеля губами, притворяясь сам перед собой, будто шутит, он попросил у них пылесос, зеркало, часы и приемник. Но рыбки ничего не хотели знать. Они плавали у поверхности, беззвучно разевали рты, глотая пузырьки воздуха, и ни одна из них не заговорила человеческим голосом.
— Ты чего там гримасничаешь? — спросила бабушка.
— Я не гримасничаю.
— Ох, шел бы ты лучше домой. И у меня, на тебя глядя, душа болит, и мать неспокойна. Вчера — уж ты спать лег — звонила. Кричит на меня, говорит — я тебя укрываю.