Сальвадор Дали (Байрамова) - страница 19
Это и есть окраина европейской истории - абсурдный, вымороченный мир, где владычествует беспощадная паранойя и где сходят с ума, бедствуют или изнемогают в бессильных мучениях люди.
Но и этот кошмарный, словно залитый предсмертным, инфернальным сиянием мир, обрисованный так выпукло и со знанием дела Дали, еще не сама преисподняя, а только ее преддверие, полное зловонными и ядовитыми испарениями.
Искушение Святого Антония. 1946
Королевские музеи изящных искусств, Брюссель
Преисподнюю Дали напишет в своей самой страшной картине, в одной из самых жутких, обжигающих и апокалиптических работ за всю историю человечества. Первоначально она носила довольно странное и жутковатое название Мягкая конструкция с вареной фасолью, позднее Дали назовет ее точнее и проще - Предчувствие гражданской войны.
Все, что накапливалось в раскаленном и удушающем воздухе Европы перед кровавой исторической бойней, все, что так нагнеталось, отпугивало и ужасало в Фармацевте из Фигераса и в Окраине параноидно-критического города, вся эта гнетущая, ползучая, ядовитая атмосфера, словно громадное скопище пороха и динамита, вдруг не выдержало, треснуло и произвело чудовищной силы, ни с чем не сравнимый взрыв, взрыв, который в одно мгновение опрокинул все, что так любило, чем дорожило и что хранило, как дорогую святыню, все человечество. Один животный, нескончаемый, ужасающий крик, крик жертвы, бесконечно мучаемой своим палачом, стиснутые от нечеловеческой боли зубы, руки в диких конвульсиях рвущие обезумевшее от ужаса тело, сырое мясо и изорванные в клочья куски от того, кто когда-то называл себя Человеком - вот что осталось от мирного, уютного, безобидного фармацевта (недаром его бледная, крошечная, еле заметная фигурка оставлена Дали рядом с чудовищной, агонизирующей массой), вот что сотворила с ним эта ледяная, мертвая и выжженная пустыня.
Боль, ужас, отчаяние, муки, все будущие газовые камеры и печи Освенцима, нечеловеческие страдания жертв Хиросимы, все неисчислимые зверства, которые творит человек с человеком, и дикий вопль несогласия с этим безумием - все это есть и все с неистовой яростью выплеснуто в этой великой картине. Никогда больше Дали не писал с такой побеждающей страстью, никогда его боль за Человека не была столь очевидна.
Атомная Леда. 1949
Фонд Галы и Сальвадора Дали, Фигерас
Болгарский ребенок, пожирающий крысу 1939
Частное собрание
Рисунок к картине Атомная Леда. 1947
Частное собрание
Пляж с телефоном. 1938
Галерея Тейт, Лондон
И все же социальная тема, как ни значима она была в эти тревожные годы, никогда не была определяющей в искусстве художника. Дали всегда оставался Дали: прежде всего артистом, фантазером и сказочником, он и в эти годы, как и прежде, продолжал удовлетворять свою склонность к игре, к фантазиям, к изобретательности ума, свою страсть к двойным образам и превращениям. Сюрреализм с его пристрастием к парадоксам и ко всему необычному лишь раскрепостил его мысль, сломал все запретные шлюзы и освободил его рвущуюся на волю фантазию.