Учётчик отправился в барак, но не в секцию, а в сушилку, где было тепло и стоял запах как бы поджаренных чёрных сухарей. Сушильщик, обитавший в отдельной каморке, был его соотечественник, по-лагерному «земеля». Поговорили оба на своём наречии.
Халдей стоял перед капитаном, ожидая дальнейших распоряжений; капитан кивнул. Айсор извлёк нечто из глубокого кармана в подкладке бушлата. Это что ж такое, спросил начальник. Айсор объяснил, что карты не игральные. Древние карты, сказал гадатель. Освободили место на столе, капитан Ничволода с любопытством разглядывал солнце с лицом старика, бабу с грудями и рыбьим хвостом, месяц с крючковатым носом, двух сросшихся пацанов, змею с крыльями, похожими на плавники. Гадатель объяснил: вот это зелёные жезлы, это голубые мечи, и так далее. Бог Набу, сын Мардука, сочинитель таблицы судеб, просветил прорицателя. Зашептал что-то, поцеловал карты.
«Ну что там, чего-нибудь видишь?»
Айсор не то кивнул, не то покачал головой, хранил безмолвие.
«Давай, рожай».
«Вот, — сказал айсор и указал на красную масть. — Огонь».
«Чего?»
«Вижу. Огонь вижу», — повторил айсор.
«И всё?»
«Всё», — ответил гадатель, как будто хотел сказать: разве этого недостаточно?
«И больше ничего?»
Гадатель устремил загадочный взгляд в пустоту, развёл руками.
«Та-ак», — грозно сказал князь и уселся, предварительно согнав мужика со стула. Айсор поспешно собирал карты. — «Вот мудак, так уж мудак, — задумчиво проговорил капитан. — Предсказатель сраный… Вали отсюда!»
Он вызвал Анюту:
«Гони этого армяшку».
И опять-таки поступил опрометчиво.
Жизнь как судьба. Обмен мнениями между мнимым беглецом и механиком. Семяизвержение ненависти. И снова снег
Как объяснить, почему люди жили так, а не по-другому, и всё делали для того, чтобы навредить самим себе? Существовало нечто мудро-безрассудное, нечто всесильное превыше начальств и властей, и это безымянное нечто, против которого не попрёшь, с которым ничего не поделаешь, называлось коротким словом: жизнь. Такая, стало быть, жизнь. Отдав должное проницательности оперуполномоченного, следует всё же заметить, что не стоило особо напрягать ум, подозревать сложный проект дезертирства, бегства на тёплый юг или что-нибудь такое, а нужно было взять за жопу (без этих речений здесь, увы, не обойтись) секретаршу. Любопытно, что женский нос Анны Никодимовой, в какой-то мере почуял, откуда дует ветер.
«Бригада аля-улю, — рявкнул, входя в сарай, сержант Карнаухов. — В бур захотели?»
Аля-улю означало всё кроме ударной бригады, а бур, то есть барак усиленного режима, — подсобную тюрьму в зоне.