Зимней ночью в глубине леса мерцал огонь; у костра сидел человек и готовил себе ужин в старом солдатском котелке. Котелок был без дужки, чёрный и погнутый во многих местах, а ужин состоял из растопленного снега.
Когда вода закипела, он подвинул к себе кастрюлю и стал хлебать, зачерпывая куском бересты, согнувшись над котелком, чтобы не капало мимо.
В это время явился из темноты и подошёл к нему некий странник.
Шатаясь, он приблизился к костру, бросил наземь два автомата АК-47 и протянул свои обмороженные руки.
Хозяин костра, казалось, не обратил на него внимания. Добавил снега в котелок, поставил в пляшущее пламя. Потом взглянул на пришельца и покачал головой.
«Эк, непутёвый. Чай, с лагпункта?»
Треск отсырелых сучьев был ему ответом. Полумёртвые ладони Гривнина висели над огнём.
«На-ко вот, попей кипяточку. Небось в бегах?»
Гость сидел на мокрой коряге, освещённый багровым снегом и, придерживая рукавами кастрюлю, от которой валил пар, дул на неё своим белыми, неживыми губами. Хозяин костра поглядел на стальные игрушки, валявшиеся на снегу.
«Охрану-то, того?»
Странник покачал головой.
«Что ж, — хозяин вздохнул, — к лутчему. Расстрелять не расстреляют, а срок — он и без того срок!»
Он занялся костром, посапывая волосатыми ноздрями. К небу поднялся столб искр.
Сквозь треск горящих веток послышался голос Степана Гривнина — он говорил, едва шевеля губами, превозмогая дремоту и всё усиливающуюся боль в кончиках пальцев.
«Знаем, — бормотал Гривнин, — нас не обманешь… Всё враньё. Никого нет… привидение, сон гадский… Маленько погреюсь и пойду дальше».
Он тянул руки к огню.
«Тепло… Ташкент… Вот погреюсь чуток, и…»
«Куды ж ты пойдёшь?»
«А вот пойду, — лепетал Гривнин. — Куды пойду, туды и пойду. В древню, к бабам… Нет, — он покачал головой. — Стороной надо. К железной дороге».
«Дак ведь оцепление там. Кто ж тебя пустит».
«Ночью уеду. На тормозной площадке. Зайду сзади, и… До Котласа доберусь…»
«И, значит, опять в лагерь. Дурень ты, прости Господи».
На это пришелец ничего не ответил. Голова его опустилась на грудь, котелок стыл на коленях Костёр угасал, и косматая фигура смутно темнела по ту сторону алых огней.
Спокойный голос говорил, точно у него в мозгу.
«Отдыхай, не торопись. Куды уж теперь торопиться…»
Нет, подумал Степан, уйду всё равно. На карачках уползу.
«Эка заладил, — сказал хозяин, точно слышал его мысли. — Уйду да уйду. Да куды ты денешься… Дальше лагеря не уйдёшь».
Гривнин выпрямился, тряхнул головой, сидел неподвижно, выставив сведённые судорогой руки. Нечего мне мозги засирать, думал он, вот возьму и… Но прежде надо было переспорить того, сидевшего напротив.