Спохватившись, я подбежал, к нашей двери, рванул — и чуть не нос к носу столкнулся с жильцом.
Жилец этот был подросток лет пятнадцати на вид, худой и измождённый, какими все мы были в годы войны. Мамаша приносила с дежурства в виде лакомства селёдочную голову, в деревнях ели хлеб из коры и крапивы.
«Вы ко мне?» — спросил мальчик, и мы вошли в комнату.
«Вы, — сказал я с упрёком. — Ты говоришь мне: вы?..» В комнате помещались две кровати, стол; на одном ложе спал малыш, другое предназначалось для старшего сына. Я подошёл к столу. Тут стояла коптилка, лежали книги и чернильные принадлежности. Коптилкой называлась тогда лампа со снятым стеклом для экономии керосина. Стол стоял у окна, в окне отражался чахлый огонёк, отразились наши лица, похожие на лица заговорщиков. Снаружи было уже совсем темно.
«Вот и отлично, — продолжал я, заглянув в дневник, — сейчас узнаем, какой сегодня день… Я оторвал тебя от занятий, ты один?»
Мальчик смотрел на меня с угрюмым недоумением. «Откуда вы знаете?» — спросил он. Опять это «вы». Нужно было объясниться, чего я опасался. Мне показалось, что он боится меня. Я пробормотал, что приехал повидаться. «С кем?» У меня забилось сердце. Я ответил: «Повидаться с тобой. Будем лучше на ты. Мы с тобой не чужие. Ты не узнал меня…»
«Мой папа на фронте», — сказал он.
Я присел на кровать. Видение отца явилось мне вновь: он стоял перед вагоном и махал нам рукой. Мальчик сидел на своём обычном месте на табуретке у стола, мы оба молчали, — не мог же я объявить ему, что его папа никогда не вернётся.
«Мне не хочется тебя огорчать, — заговорил я. — Только не пугайся. Дело в том, что я — как тебе сказать? Я не твой отец. Я — это ты сам».
«Этого не может быть, — возразил он. — А кто вы, собственно, такой?»
«Когда-нибудь, — сказал я, — если ты прочтёшь мой рассказ, тебе всё станет понятно. Только это будет очень нескоро. Я писатель».
Мальчик сказал:
«Я тоже решил быть писателем».
«Ты им будешь» — Я продолжал: «Тебя интересовала цель моего прибытия. Признаюсь, я ехал не только к тебе. Надеялся встретить ещё кое-кого».
«Нюру?»
«Вот видишь, ты сразу догадался. Между прочим, позавчера я получил ответ из архивного управления».
«Какой ответ?»
«Не имеет значения. Значит, она к тебе больше не приходит?»
Он сокрушённо покачал головой.
«Не грусти, — сказал я. — Всё уладится. Я ещё не всё дописал до конца».
«Выходит, всё зависит от тебя».
«Конечно, — сказал я, смеясь, — ведь я писатель».
Я был доволен — мы наконец нашли общий язык.
«Подытожим события, — сказал я. — Ты написал ей письмо. Ведь это правда? Ты объяснился ей в любви».