Ночью пришлось привести «гостя» домой. Милиционер, расположившись за столом, составлял акт. Сколько мама не объясняла ему, что отец погиб, денег осталось только купить немного хлеба, кормить детей не на что, он все-ж таки оштрафовал ее на 50 рублей, которые она бросила ему в лицо. Милиционер, явный жлоб, даже не обиделся. Мама ничего мне не сказала, и я лег спать.
Что такое летняя обувь, пацаны даже не догадывались. Однажды мы с Ленькой, как обычно вечером шли с моря домой и не повезло мне — споткнулся о булыжник. Ноготь на большом пальце отлетел, закрутился я, как юла, от боли. В это время вышла из парадной нашего дома мама с сумкой носильных вещей, собиралась их постирать на море. Забрала нас с собой. На Ланжероне сказала мне, чтоб я сидел возле воды и держал палец в море. Попросила какого-то парня, чтобы дал нам надутую резиновую камеру — покататься. Мы визжали, как щенята, от радости, и я забыл о болячке. Домой мы шли, как ни в чем ни бывало.
На другой день мама собрала, что могла, для продажи и поехала куда-то недалеко от города, чтобы обменять это имущество на продукты. Кое-что выменяв, ехала домой. В поезде познакомилась с женщиной, которая ехала в Одессу для оформления бухгалтерского отчета колхоза, который только создавался. Ей негде было остановиться, и мама ее привезла к нам.
Не помню, как ее звали, но она оказалась очень общительной. Угостила нас салом с хлебом. Заплатила маме за проживание, и наши финансовые дела несколько улучшились. Она рассказала, что ее муж болеет туберкулезом и она кормит его собачьим жиром. Бродячих собак ей поставляли деревенские ребята. После знакомства с мамой, женщина приезжала в год два-три раза и всегда привозила какие-то продукты. Она работала главбухом колхоза и просиживала у нас по много часов, сводя баланс. Со мной она не общалась, а у меня были свои заботы.
Костел. Знакомство с Пересыпью
Во время оккупации и несколько лет после нее в костеле на Екатерининской проводили католические богослужения. Посетителей было немного. Внутри, в огромном молитвенном зале, было торжественно и тихо. Иногда пел хор на большом балконе над входом. Я туда заходил, как в другой мир, где нет голода и злости…
Было до слез жалко, когда после 1947 года костел закрыли, распустив слух, что священники оказались иностранными шпионами. Очень скоро здание разорили. В помещениях, расположенных между наружной стеной и молитвенном залом, стали ютиться беспризорные. Нам было по восемь-девять лет, когда мы занялись обследованием подсобных помещений костела. С местными обитателями-беспризорниками мы быстро подружились.