– Ну, парни, молодцы. Здорово! Спасибо вам. Приезжайте еще, приезжайте обязательно, – поблагодарил нас пьяный председатель колхоза и добавил тотчас уже деловито, оглянувшись на всякий случай и таинственно подмигнув: – Жмурики будут.
Нет, нет, здесь в раю играть в духовом оркестре я не собираюсь – не мое это. Даже с бутафорными восторженными зрителями не хочу этим заниматься в раю. Другое дело – слушать хороший музон настоящих гениев.
В общем, я размышлял об устройстве рая по большей части самостоятельно, присматривался, переваривал все впечатления и делал выводы, не задавая лишних вопросов своему ангелу-хранителю, не проверяя на правильность свои теории и выводы. Скорее всего, я был во многом неправ, и все не так примитивно устроено в загробном мире. Опыт мой был пока еще весьма скромен, но я чувствовал, что меня все больше и больше затягивает этот бесконечный, странный и чудесный мир. Хотя что-то было уже не так. Начиная с неопределенного момента, я стал понимать, что это ощущение радости и счастья заполняет лишь одну какую-то мою половину. Другая же наполнялась синхронно чем-то иным, зудящим, связанным с земной жизнью, с Любой и той встречей с ней в странном темном пространстве. Более всего это ощущение как– то было связано с тем, свободным пока от души, существом, клетки которого разрастались в ее утробе. Я его чувствовал. Подобно пуповине, между ним и мной вдруг образовалась невидимая нить. Она была слабой и нежной, но с каждым мгновением, тянула мою душу в противоположную сторону все сильнее и сильнее, возможно для того, чтобы в конце концов одному полюсу слиться с другим и стать единым целым существом, состоящим из души и материи.
Однажды Толик предложил отправиться в деревню – в имение некого господина, который при жизни не был господином, а был товарищем.
– Кадр там один забавный устроил себе райский уголок такой, начитавшись всякой дореволюционной фигни, – рассказал мне Толя. – Вот ведь вроде нашим современником числился, даже членом партии был при жизни, но тайно был помешан на временах этих дореволюционных, крепостных, при которых и не жил вовсе. Здесь-то в раю, конечно, он барин, помещик. Крестьянином, знамо, не захотел стать. Впрочем, подобных ему чудаков тут до черта. Гоголя с Тургеневым начитались. Скажешь, небось, чем я лучше со своим гобеленовым раем?
Мы, одетые в какие-то охотничьи костюмы времен того же Тургенева, снова пошли по знакомой тропинке, которая чудесным образом уже приводила нас каждый раз в новый райский уголок. И на этот раз дорога, до которой мы дошли пешком по тропинке, выглядела по-другому. Не было на ней асфальта или другого какого-то покрытия, а просто утрамбованный копытами лошадей, колесами телег и колясок песочек и светлая, почти белая земляная почва. Такие сухие и приятные дороги и в наше время можно встретить в каком-нибудь лесу жарким сухим летом. Здесь тоже был лес вдоль дороги, чудный, сказочный, пахучий. Грибов, особенно белых, было полно по обе стороны у кромки леса, а в лесу, наверно, еще больше. Наткнуться бы какому-нибудь грибнику на такой пассаж там, на грешной нашей бывшей, – с ума бы сошел. Местами было много сосен, а под ними, словно ковры, пестрела крупная земляника. Кое-где краснели кусты с дикой малиной. Ягод было полно, и мы с Толиком не могли пройти мимо. Дорога была пустой, никого не видно и не слышно, только зайцы да лисички перебегали дорогу иногда. Где-то проснулась кукушка. Я подумал, что ей положено куковать здесь вечно, но она вскоре заткнулась. Какие-то другие птицы тоже издавали звуки – крякали, ухали. Все это сопровождалось загадочным эхом, разлетавшимся во все стороны леса и вдоль дороги. Грибы мы с Толей решили не собирать, хоть и текли наши слюнки. Как-нибудь другой раз.