Слева на склонах гор шевелюрой топорщился хвойный лес. Долина тянулась оттуда и мягким изгибом уходила направо, да так далеко, что окончание её терялось за увиденной мной ранее горной грядой. Вдалеке, в самом широком месте, луга превращали ландшафт в подобие застывших зелёных волн. Между холмами текла речушка, на самой грани видимости между ними виднелся краешек крупного водоёма. Прямо передо мной же раскинулись заросли – невысокие лиственные деревья, перемежающиеся буйным кустарником. Дикий, прекрасный уголок – и, наконец-то, нет стен и потолка.
Только теперь, выбравшись наружу, я осознал, как это трагично – смириться с тем, что никогда больше не увидишь небо. Ведь подумать только: я мог умереть там, внизу, в этой хищной вековой темноте, сломленный и потерянный. И кто бы вспомнил обо мне? Я мог умереть на самом пороге спасения, когда вдалеке уже брезжил дневной свет, но так бы больше его и не увидел. Разве с такой участью можно смириться?
А я смирился. Там, внизу. Стоило лишь сказать: «Ты скоро умрёшь», и я с готовностью согласился.
Маленький, жалкий человечек.
Заблудился в самом себе, словно в трёх соснах.
Хорошо, что Кир с Рэном не смирились. Пока я жалел себя, они искали выход. Пока я готовился к смерти, они хотели жить. Поэтому когда я, сложив лапки, расслабленно умирал, они тащили меня, идиота, на своём горбу. Отчаянный копатель-одиночка и пуэри, предположительно последний в своём роде, рисковали своими жизнями ради моей.
Боги, ну и стыдобища. Хоть бы сквозь землю провалиться, что ли…
Я вздохнул грудью и тут же поморщился от ещё не отступившей до конца боли. Именно эта боль прервала мои досадливые размышления и вернула к реальности.
Между каменных глыб Тингар плыли, цепляясь за склоны боками, неторопливые облака. Свет солнца пронзал их, падал на тянущуюся ему навстречу зелень, сверкал на воде. На водопой к берегу ручья вышло стадо диких коз. Неподалёку, за подлеском, слышалось мычание оленя. Словно одуревшие от счастья, пели птицы.
Жизнь в Укромной долине била ключом, а у меня внутри словно выстрелил гейзер. Нужно было лишь разок смириться со смертью, чтобы понять, как я на самом деле хочу жить. Ведь жил же до этого – чужак, бездомный, беспамятный, которого из жалости приютили добрые люди. И когда эти люди погибли – не лёг помирать. Так что случилось-то? Доконало известие о том, что маму с папой мне никогда не найти?
Мои размышления прервал вернувшийся гном. Он бросил на землю охапку дров и, поглядев на меня исподлобья, буркнул:
– Вот и мертвец наш восстал.
Меня от этой фразы аж передёрнуло, но я промолчал. Это была самая хлёсткая шуточка, которая когда-либо удавалась копателю. В основном потому, что я сам только что думал о том же самом.