Бешенные сопения и крики слона, переполненные ненавистью и жаждой уничтожения, определяли ритм этой сцены, и они же наполняли нас ужасом. В конце концов, я увидел, как М'Бумба хватает Татаве за ноги. Он яростно размахнулся и выбросил труп, взлетевший в воздух на невероятную высоту. С разложенными руками и ногами, медленно вращаясь вокруг собственной оси, останки пролетели над лагерем и расплющились на дереве.
Инстинкт безумия заставил меня броситься вперед. Я побежал по воде, затем, с тем же бешенством, поплыл к другому берегу. Малышка визжала, прося меня вернуться.
Но я должен был идти туда.
Только убить! Шокированный смертью Татаве и чудовищной сценой измывательства над его останками, возмущенный ураганом этих диких посапываний, этим криком, которого я никогда не слышал от какого-либо животного – в течение пары секунд меня охватила несокрушимая уверенность. Это нечто следовало уничтожить. Эта чудовищная черная скала, оживленная исключительно ненавистью, не могла оставаться на этом свете. Она была слишком могущественной, слишком ожесточенной, слишком жестокой. Нечто подобное просто не имело права на существование. Это нечто должно было умереть!
Изо всех сил брел я в его направлении, иногда переходя на кроль, который приближал меня к берегу.
М'Бумба, все так же крича и сопя, шатался по всему нашему лагерю. Я видел как все по очереди исчезает. Уже не было противомоскитных сеток, сорванных ударами хобота; кухня была растоптана в мелкие кусочки; в воздухе летали горшки и кастрюли; железные сундуки, поднятые хоботом чудища, падали на землю и с грохотом лопались. Животное, всей своим весом, с шумом, походившим на пушечные выстрелы, не оставляло ничего на своем пути. Казалось, что он находится повсюду. Скорость его перемещений граничила с чудом.
Я был уже метрах в десяти от берега, готовый броситься в последний и самоубийственный спринт в направлении зверя. И вдруг я увидал его перед собой: громадного, заполнившего все поле моего зрения, неслыханно могучего и широченного.
Он перепугал бы и самого дьявола. Весь мой героизм и безумие моментально испарились; я остановился как вкопанный и даже отступил на несколько шагов назад, перепуганный собственной наготой и беспомощностью.
Он глядел на меня, склонив голову набок, а громадные, надорванные на краях уши ходили гигантскими опахалами.
Я был слишком близко от берега. Сейчас он на меня бросится. Зачем я это сделал? Слон был громадным, но, прежде всего, чудовищно широким. Грудь его походила на стену черной, спекшейся плоти. Его голова – скала неправильной формы – имела серый, более светлый оттенок. Один бивень был нацелен прямо в меня. Остаток левого едва выглядывал из челюсти, а место, в котором клык был обломан, казалось острым словно сабля.