Потом, конечно же, долго корил себя за собственное слабодушие. Но время, как говорится, лечит. Кроме него и не находившим себе места родителям, о его идее «фикс» никому известно не было. Поэтому, к радости последних, обо всем этом Он очень скоро позабыл. «Последние» же в свою очередь деликатно никогда ему об этом не напоминали, стараясь лишний раз не смутить, за что Он им был искренне благодарен.
Ну, а потом было поступление в институт, где жизнь покатила совершенно в другом русле, и об этом инциденте Он уже вспоминал с иронией, рассказывая приятелям за пивом, что он, дурак, однажды чуть было не прыгнул, но мозгов хватило этого не делать.
— «И кто знает, как бы сложилась судьба, если бы я тогда поступил иначе? А так моя нынешняя жизнь меня вполне устраивает. У меня своя квартира. Пусть коммуна, но зато в центре Питера. Старенький „Бумер“ — но мой. Любимая девушка, хорошая работа, что еще надо для счастья. Нет, все-таки хорошо, что я тогда не прыгнул».
Пробежавшись глазами по потолку, он остановил взгляд на открытом окне, за которым росла акация. На ее массивной ветке сидел воробей и, возмущенно чирикая, разглядывал его то одним, то другим глазом.
— А тебе чего надо? — воробей на тональность его голоса еще громче защебетал.
— Благодать-то какая, тишина. И почему же я этого раньше не замечал? — «Может быть, потому, что возле моего дома никогда не росла акация, а окна выходили в колодец двора. Черт побери, где я?»
— Господин оберлейтенант, вы уже проснулись? — этот неожиданно прозвучавший нежный женский голос возымел действие кастрюли кипятка, вылитой за пазуху. Резко дернувшись в сторону, противоположную голосу, Он тут же упал с кровати.
Сильная, острая боль пронзила все левое плечо и обе ноги, но на этом неприятности не закончились. При падении Он умудрился «поздороваться» головой с тумбочкой, от чего она на пару секунд превратилась в «индейский бубен».
Приземлившись на пол, Он не знал, за что хвататься. К счастью, вовремя подоспела виновница этого позорного приземления, которая оказалась блондинкой с большими карими глазами и слегка приспущенными веками, что характерно для немцев. На вид ей было не больше восемнадцати лет, что делало ее больше похожей на ученицу выпускного класса, нежели на медсестру, хотя и весьма привлекательную.
— Что с вами такое? Вы не ушиблись?
С помощью медсестры Он взгромоздился обратно на кровать, которую недавно так спешно покинул.
— Лежите смирно, я сейчас позову доктора.
Поправив одеяло, она быстро исчезла за дверью. Теперь, оставшись один, Он смог осмотреться. Правда, осматривать, как оказалось, было нечего. Больничная палата по площади не превышала двенадцати квадратных метров. Вся мебель состояла из кровати, на которой он лежал, до боли знакомой тумбочки да маленького стола со стулом в противоположном углу. Кроме него, здесь никого не было. — «Прямо номер люкс».