Судя по выражению лица Медынцева, тот тоже не понял, что именно я произнёс после того, как сказал на немецком «Пошёл вон», но догадался, что что-то не очень-то хорошее.
— А я похвалиться зашёл, — продолжал как ни в чём улыбаться начальник управы. — Нынче ночью мои люди партизанку поймали. Может, желаете посмотреть?
— Партизанен?
Мы с майором переглянулись. Конечно, обмениваться мыслями мы ещё не научились, но какие-то эмоции друг друга уже улавливали, и в этот раз, похоже, Василий Карпович думал так же, как и я.
— Гут, ви есть показать нам ваш партизанен, ми вас хвалить. Садиться в наш машинен.
По пути, вставляя исковерканные немецкие слова, Гузик рассказывал нам, что партизанку поймал ночной патруль. Полицаи заметили, как в темноте кто-то крадётся вдоль забора, затаились, а потом выскочили и взяли тёпленькой. При задержанной нашли документы на имя уроженки Луцка Валентины Васильевны Лященко, а ещё револьвер с полным барабаном. Ему, Гузику, доложили сразу, и он даже успел провести предварительный допрос, но задержанная пока молчит как рыба.
— Ничего, разговорим, — хищно осклабился начальник управы. — Пока не стали её сильно калечить, решили вот вам показать.
Возле управы царило небольшое оживление. При нашем появлении полицаи уже привычно отметились фашистским приветствием и криками: «Хайль Гитлер!»
Медынцеву я велел оставаться в машине, а сам следом за приплясывавшим от нетерпения Гузиком проследовал в его кабинет.
— Присаживайтесь, господин майор, — показал он мне на своё место, — а я сейчас распоряжусь, чтобы сюда привели задержанную… Гришко! Ну-ка давай сюда партизанку, герр немец хочет на неё поглядеть.
Ну, герр немец и поглядел… И тут же едва не выпал в осадок, потому что порог кабинета переступила та, чью маленькую фотокарточку я хранил у своего сердца не один год. Пусть причёска её была ещё короче прежней, под глазами пролегли тени, а лицо исхудало, но я узнал её сразу и только невероятным усилием воли удержал себя на месте.
Варя со связанными за спиной руками и с гордо поднятым подбородком встала посреди комнаты и устремила взгляд в окно перед собой, и только после того, как Гузик снова начал распинаться перед герром майором, повернула голову в мою сторону. В таком виде, со связанными за спиной руками, в простой крестьянской блузке, под которой угадывались холмики грудей, она для меня выглядела на порядок привлекательнее длинноногой модели из эскорта какого-нибудь олигарха, одетой в тряпки от Версаче или Кристиан Диор. Второй раз за последние полминуты мне пришлось испытать приступ невероятного желания схватить её, прижать к себе и гладить её волосы, дышать ею и стать с нею одним целым…