Владимир Иванович Даль (Матвиевская, Зубова) - страница 61

Кончина жены, несмотря на ее долгую болезнь, все же была для Даля неожиданностью. Он тяжело переживал случившееся. Опорой для него стала мать, которая полностью взяла на себя заботу о двух осиротевших детях. Его поддерживало сочувствие окружающих, в том числе В.А. Перовского: “Не стану говорить вам, сколько тронуло меня горестное, хотя и не совсем неожиданное известие; я покойницу любил как сестру, а вас люблю как друга, и потому вдвойне чувствую вашу потерю. - Я думал бы, что вы сделали бы хорошо, если бы переехали теперь на житье сюда с Арсланом. Вам, ему и женщине при нем готова особая квартира; здесь были бы вы совершенно свободны и мне кажется, что во всех отношениях было бы вам лучше? - Душевно жалею, что в последнюю поездку мою не удалось мне еще раз ее видеть”[>73 ИРЛИ.].


Слова поддержки приходили и от других сослуживцев, например из Москвы от недавно уволенного в отставку инженер-капитана Агапиева: “Я услышал здесь об ужасной потере, Вами испытанной, и спешу изъявить Вам мое душевное участие; лишившись сам многого, я знаю, что такое горе. Поэтому в какой бы час ни попалось Вам это письмо, примите его как следствие внутреннего моего влечения сочувствовать человеку, которого я уважаю за неизменное благородство правил и за честное, доброе сердце; а это везде и всегда редкость. Будьте здоровы, поберегите себя, это нужно Вашим детям”.

Письмо, написанное Далем П.И. Шлейден спустя два месяца[>74 Там же.], проникнуто глубоким горем, но поражает мужественным и трезвым отношением к жизни. Он пишет, словно не о себе, рассматривая свое состояние как болезнь, против которой нет никаких лекарств, кроме времени и терпения. Из письма видно, что Даль принял приглашение Перовского и живет на “кочевке”, где так любила бывать жена, письмо без даты, в нем, в частности, говорится: “Тяжело, сестрица, и не знаю, как быть, как привыкать. Люди, у которых горе вырывается наружу, которые могут рассчитываться в подобных случаях наружными знаками отчаяния, у которых всякая беда бьет в кость и в ноги, - скоро отдыхают и забывают; тело изнемогает, временно, под бременем удара, душа рвется и бьется, и засыпает вместе с телом. Сон этот дарует новую крепость и силу, новые обстоятельства и отношения развлекают мысли и душу и горе забыто.

Не так бывает у людей, которые умеют заставить плоть, тело поработать вместо и на счет духа, у которых внешняя, наружная жизнь как-то всегда и при всех обстоятельствах довольна ровна и однообразна - здесь дух должен рассчитываться за духовное и ему подставы нет.