Да, я уже успел порядком соскучиться по тому ровному и устойчивому ритму, который в моей душе и мыслях определялся словами «военный аэродром».
У ворот машина остановилась. Солдат с медным от солнца лицом поправил на голове фуражку с голубым околышем и, сощурившись, посмотрел в кабину. Потом, четко козырнув, поднял полосатую жердь.
Мы въехали в городок. По сторонам навстречу побежали белые домики. Городок как городок: тихий, спокойный. До поры до времени только. Все они такие тихие и спокойные, пока спят. «Газик» остановился возле щедро напудренного известкой здания.
— Гостиница, товарищ майор!
Я решил переждать здесь до начала рабочего дня. А куда пойдешь? На квартиру к Потанину? Неудобно, Вдруг не признает. А если и признает? Не в гости ведь приехал. Лучше, конечно, начать с установленной формы.
Меня разместили на третьем этаже, в большой комнате с двумя широкими кроватями, разделенными массивным дубовым шифоньером и круглым столом, покрытым красной бархатной скатертью, на его середине возвышался графин с надетым на горлышко граненым стаканом. В два обширных окна щедро вливался солнечный свет и, гуляя по комнате, отражался в зеркале, стоящем на тумбочке, в никелированных трубочках кроватей. Надо было, как говорят техники, навести марафет: умыться, побриться, погладиться. Все-таки в часть прибыл инспектор! Но это, так сказать, сторона формальная, а у меня была и другая…
Открыл портфель. Сверху лежал большой целлофановый пакет. Это Аля положила-таки свои бутербродики. Вообще-то к месту пришлись — проголодался, под ложечкой засосало. Может, к ощущению голода еще и примешивалось какое-то сомнительное и неопределенное чувство от предстоящей встречи? Я водил по лицу жужжащей электрической бритвой, глядел на свое отражение в зеркале и жевал хлеб с колбасой. Какими вкусными были бутерброды! «Предусмотрительная у меня жена. Умница!» — подумал я, и рука моя остановилась. В душе что-то повернулось, поворочалось, вроде бы пытаясь снова прилечь, только поудобнее. Я вспомнил Потанина, но тут же отогнал назойливые мысли.
Побрился, умылся, отгладил воротничок у рубашки. Из репродуктора, висящего на стене, послышался бой Кремлевских курантов. Эхо гулко и торжественно прогремело в пустой комнате. Открыл окно. Свежий таежный дух защекотал ноздри.
Я надел фуражку и вышел на улицу. По привычке глянул вверх: небо было чистое, с легкими текучими облаками, солнце уже работало вовсю. У здания штаба с кумачовым лозунгом толпились люди: летчики, техники. Над ними кудрявились сизые дымки: перекур перед построением. Постучав в дверь с табличкой «Командир части», я вспотевшей ладонью обхватил никелированную скобу.