– Твоя воля, хозяин, – наклонил Анчутка бритую голову.
– И в том еще моя воля, чтобы Хмырь этой ночью поспал, а ты собрал меня с Хмырем в дорогу. Мы забираем весь овес… Да, из коней мне Рыжка и Яхонта, а выеду на Рыжке. Хмырю подготовь Савраску, а заводного выбери ему из остальных, по твоему разумению, какой конь покрепче. Мне полный доспех почисть. Так, из оружия, как обычно в поездку, Хмырю – войлочный нагрудник и… и засапожник. Железа, видишь, ему поменьше: запас повезет. Мяса сушеного клади в сумы, не жалея, и не смотри, что пост на носу… Хвойке прикажи завтрак на всех приготовить, воды там для умывания, как положено. Разбуди меня, как на заутреню. Я в спальне у хозяйки.
– Хозяин, а не стар ли Яхонт для зимней дороги?
Хотен помолчал значительно: ставил раба на его место. Потом продолжил:
– Ты, Анчутка, конечно же, признал наших гостей? Так вот, забудь о них. За мной заезжал слуга боярина из Корачева, у него угнали коней из конюшни, просит меня разыскать. Я и согласился, понял?
– Понятно. Главное, чтобы в дороге на ворога не напоролись.
– А это уж, Анчутка, как… Что там еще?
За дверью – громкое хихиканье, переходящее в визг…
Хозяин и его холопы переглянулись. Хихикала-то, несомненно, горничная Хвойка, раба, приведенная с собою Любавой, супругою Хотена, неясно было только, кто же девку щекотал…
– Неужто приятель мой? – удивился Хотен. – Дружинники-то уже храпели… Поистине, седина в бороду, Велес в ребро!
– Девка наша там с одним перемигнулась, с белобрысым, – покраснев, заявил Хмырь. – То не боярин с нею, с Хвойкою.
– Ничего, коли в подоле принесет, будет нам в Дубках помощник, – пошутил Хотен. – И вот что, Анчутка. Бабам и от себя запрети болтать, а для верности не пускай их в город. Во всяком случае, пока суздалец в Киеве хозяйничает, пусть посидят в усадьбе. А надо будет чего прикупить или к батюшке моя жена попросится, не отпускай. Запри хозяйку в доме, а сам быстро съезди с Хвойкой. Не выбирай, где дешевле, а слетай на ближний рынок и мигом назад. Теперь допивайте – и за работу.
– Сделаем, хозяин, – поклонился Анчутка. И на него глядя, Хмырь.
– Вот что еще, – вспомнил вдруг хозяин. – Ты, Хмырь, приятеля моего чтобы называл боярином. Пусть он начальник небольшой, десяток в бой водит, да по уму и опыту – давно боярин. И в советах у великого князя сиживал.
Снова осторожно притворил дверь и с погашенным фонарем, под неясный шепот и шорох из горницы, ощупью, добрался до жениной спальни. Любава не заперлась изнутри – неужто поджидает супруга и повелителя? И не спит, хотя лучина в ставце почти уж догорела. Правый угол комнаты черен, пуст и беззвучен: стало быть, кроватка с Баженкой в повалуше у няньки.