– Там Городенск, – показал Радко, – одно название, что город – так, острог полуразвалившийся. И летом, и зимой до него добраться только по реке возможно: вокруг леса непроезжие и непроходимые.
– Кто там сидит? – выпустил изо рта клуб пара Хотен и сам себе удивился: не все ли ему равно, кто княжит в этом медвежьем углу.
– Князь Володарь Владимирович, тоже одно название, что князь. Седьмая вода на киселе Долгорукому, внучатый племянник. О нем доносили, что как засел здесь по осени, так с той поры и пьянствует.
– Да уж, расплодились Рюриковичи, скоро Русь и прокормить их всех не сможет. Мой покойный отец духовный Феоктист говаривал…
– А я посоветоваться с тобою хотел, – перебил его Радко. – Можно просто миновать Городенск в доспехах, а можно попробовать обойти. Есть там заросшая просека. Сами оборвемся, исцарапаемся, а не повезет – одного-двух коней потеряем. И еще полдня пути прибавится.
– И какой путь ты выбрал на днях, когда за мной ехал?
– Мы проскакали по реке мимо Городенска, держась противоположного берега. И ничего, Бог миловал. Одначе тогда дымы над городом не такие густые поднимались. Что посоветуешь?
– Я бы не стал продираться просекой, Радко. Однако тебе виднее.
– Добро, зови холопа, пусть тебя в доспех облачает. Большой опасности нету. Мы удачно подъедем, к полудню. А чем в полдень заняты на Руси добрые люди?
– Спят, Радко, в полдень добрые люди и говорят, что сам Бог так велел. Не спит только тот добрый человек, которого, за шиворот взявши, везет другой добрый человек вражескими владениями, да еще в трескучий мороз к грозному своему князю на беседу.
Радко захохотал, окутавшись клубами пара, остановил отряд и спешился. Дружинники, вполголоса матерясь, когда попадали голой рукою на железо, принялись завязывать один на другом задубевшие на морозе тесемки.
Хмырь, громко шмыгая носом, подвел нагруженного доспехом Яхонта. Комонь показался хозяину явно похудевшим – и слишком уж грустным, ежели во внимание принять, что Хотен доселе берег его, гоняя только как заводного. Впрочем, сейчас трудно прочесть что-либо на покрытой инеем лошадиной морде. Однако сухарь свой сжевал старичок Яхонт скорее так даже весело и, как встарь, ткнулся, благодаря, теплыми губами в щеку хозяину.
Кольчуга сразу принялась холодить спину, наколенники – ноги. Шлем Хотен решил везти в руках, чтобы надеть в случае прямой опасности. Радко поставил Хотена во главе отряда, объяснив, что это самое безопасное место: если в остроге вражеские дружинники, они, пока Хотен проезжать будет, еще и не проснутся. Сыщик не возражал. Он давно уже пребывал в уверенности, что после двух тяжелых ранений человеку только и остается, что отсиживаться в кустах.