Спастись почти никому из московлян не удалось, литва плотным кольцом охватила их строй. Рубили беспощадно, лишь шестеро пленных оказались потом в стане победителей. Ольгерд тотчас допросил их, прижигая для верности железом. Весть о том, что московские войска не собраны, что великий князь владимирский в Москве с малой силою, обрадовала его. Все шло по задуманному. Теперь – молнией вперед!
Наскоро похоронив своих павших, конные Ольгерда и его сына Андрея Полоцкого тем же вечером устремились к стольному городу княжества.
Федор решился добраться до поля боя уже в сумерках. Раза три пришлось рогатиной отбиваться от волков, почуявших кровь и спешащих на место роскошного пиршества. Тысячи убитых, оставшихся в одном исподнем белье, покрывали поле. Все, что представляло хоть какую-то ценность, литвины собрали и увезли с собой.
Чувствуя, что от всех переживаний и вывиха, от голода и жажды он все больше и больше теряет силы, что может просто стать легкой добычей наглых хищников, Федор решил отойти от печального места с версту и заночевать у костра. Вырезал у павшего коня большой кус мяса, подобрал лук, колчан со стрелами, чтобы было чем отгонять волков. Проверил, на месте ли огниво. Слезы сами непрестанно бежали по щекам и примерзали к вороту зипуна.
«Как щенят против волков бросили, воеводы сраные! Позорят теперь литвины всю землю, как пить дать, позорят!! Куда мне теперь идти? К Москве нельзя – пропаду, обложат ее завтра же. Пешим далеко не уйду! Надо к тому селу подаваться, где в последний раз ночевали. Без тепла и коня погибну я тута…»
Посады под московским Кремником догорали. Едкий дым валил и на стены, и обочь, словно напоминая горожанам о близкой неминуемой беде. За каменные стены набились толпы народа, многих силой заставили туда войти княжьи ратные. Мычала и блеяла согнанная на дворы и площадь скотина. Припасу было заготовлено вдоволь, голодом и жаждой московлян было не взять. Беда заключалась в другом: и великий князь, и юный воитель Владимир Андреевич, и все ближние бояре, и митрополит – все оказались в кольце белокаменных стен, а стало быть, некому было собирать полки в удельных княжествах, руководить защитой Переславля, Коломны, Дмитрова, иных городов. Московская земля была брошена на милость пришельцев.
Алексий все последние дни был молчалив и мрачен. Он отчетливо понимал, что вина за все, происходящее в округе, лежит не на Михаиле тверском, призвавшем на помощь могущественных родичей, не на Ольгерде, наведшем, подобно татарам, всю литовскую силу для опустошения соседних земель. Грех был его, митрополита русского, из гордости и властных мирских возжеланий преступившего Божьи заповеди и собственную совесть. Теперь за этот грех предстояло расплачиваться всей пастве!..