Ганелин вышел.
– А вы, товарищ, с какого года в партии? – спросил председатель у уполторгпреда.
– С 1907 года, – ответил равнодушным голосом Туманов.
– Что же вы, товарищ! 22 года в партии работаете? Наконец, вы сами уполторгпред, который должен наблюдать за интересами нашего хозяйства, нашей валюты, а вот сами же нарушаете постановление советской власти.
– Я не нарушал никаких постановлений, ибо когда я посылал червонцы, еще не было постановления Совнаркома о запрещении ввоза их в СССР, – ответил уполторгпред.
– Значит, вам, старому большевику, нужны были постановления, циркуляры… Вы уже не можете жить без циркуляров. Так ведь у нас еще нет циркуляра, запрещающего красть, и, может быть, вы в ожидании такового и крадете? – уже кричал Коротких. – Можете идти, нам больше не о чем говорить.
Заведующего банком исключили из партии, уполторгпред, как старый большевик, отделался строгим выговором.
Следующим вошел молодой латыш (фамилию забыл), приехавший из Берлина, где он работал в каком-то хозяйственном учреждении. О нем резидент ГПУ в Берлине прислал сведения как о человеке, который, будучи за границей, беспробудно пьянствовал и проводил время с женщинами. – Что же вы думаете, товарищ, партия послала вас работать или же развратничать? Каким примером стойкого борца и коммуниста могли вы быть в глазах западного пролетариата? – набросился на него Коротких.
– А кто вам сказал, что я пьянствовал и развратничал? – спокойно, в свою очередь, спросил латыш. – Я правда немного пью, но не больше, чем другие наши партийцы, и не могу считать себя пьяницей. А насчет женщин, извините, я женат и ни с какими другими женщинами не знался. Откуда у вас такие сведения обо мне?
Коротких молчал. Сведения были получены из ГПУ в секретном порядке, и он не мог, не имел права выдать источник информации.
– Так, так. Значит, вы не пьянствовали. А что же вы там, в Берлине делали? – растерянно спросил Коротких.
– Работал, как и все другие сотрудники. Если вас интересует моя работа, можете навести справки у моего начальства.
– Ну, мы без вас знаем, где наводить справки. Можете уходить! – уже рассердившись, сказал Коротких.
– Зубастый парень, черт его подери, – сказал Коротких, когда латыш вышел.
– А вы там в ГПУ уж если даете материал, так давайте и факты. А то что это такое? Вызвали человека из Берлина, а его и спросить не о чем. Зря деньги бросаем на разъезды, – обратился он в мою сторону.
Заседание ЦКК продолжалось в том же духе до 5 часов дня. Суд и расправа тут короткая, как убедился читатель. Несколько вопросов выжившего из ума старика-председателя – и человек мог потерять партийный билет. А потеря партийного билета в СССР значит потерять все – работу, квартиру, продовольственную карточку и благонадежность. Кодексом законов в ЦКК служат последние директивы партийного аппарата. ЦК постановило на съезде сократить членов партии непролетарского происхождения или выходцев из других политических партий, и ЦКК, придираясь к каждому пустяку, выбрасывает из партии таковых. Только личные связи могут спасти от исключения. Имея за собой сильную руку, как, например, Мерц имел Бухарина, можно безнаказанно делать все, что угодно.