Неожиданно он заметил, что публика поднялась с мест, а оркестр «Палладиума» заиграл гимн, актеры во главе с Триндером стояли на сцене и пели, зрители подхватили припев.
Он двинулся вслед за толпой, пробиравшейся к выходу. Мистер Триндер со сцены отпускал какие-то остроты в адрес публики, покидавшей зал. Уже в коридоре Феллс услышал его выкрик: «Все вы — счастливчики!»
I
Фоуден вынырнул из зарослей кустарника. Остановился на тропе, спускающейся с холма и расширяющейся по мере приближения к пыльной дороге, ведущей к Сувейре. Через минуту он вновь шагал по тропе. Он прихрамывал и не мог двигаться быстро. Вдруг он остановился и выругался.
Несмотря на то, что вечерняя духота уступила свежести марокканской ночи, Фоуден обливался потом. На нем были очень грязные и рваные тиковые брюки. Рубашка прилипла к телу. Лицо и руки почернели от загара. Светлые волосы были спутаны. Струйки пота проделали бороздки в пыли, покрывавшей лоб и щеки.
Он снял ботинок, который натер ему ногу, нашел водянку на пятке и надорвал ее ногтями. Затем обулся и зашагал в направлении Сувейры.
— Какая гнусная страна! Какая вшивая! — думал Фоуден. Все было куда более грязным и мерзким, чем ему приходилось видеть до сих пор. Население, женщины, климат, напитки — все казалось ему отвратительным, но особенно женщины и климат. Он вытер со лба капли пота, порылся в кармане брюк, вытащил окурок и закурил его.
На краю горных отрогов, находящихся километрах в шести-семи от Сувейры или Магадора, если вам больше нравится это название, высятся три пальмы. Заметив их, Фоуден направился прямо к ним.
Фоуден был очень крепок. При росте в пять футов одиннадцать дюймов у него были мощные плечи и мускулистые руки с широкими ладонями и короткими цепкими пальцами — руки умелого и очень сильного человека. Несмотря на водянку, которая жгла ему пятку, он осторожно, но крепко ставил ногу на землю. У него было худое лицо с выступающими челюстями, с серьезным выражением голубых глаз. Он мог наделать хлопот, как могли в этом убедиться на марокканском берегу, набравшись достаточного опыта.
Он уже довольно долго ничего не ел, а от сигареты горчило во рту. Ему хотелось сплюнуть, но во рту пересохло и слюна не шла. Время от времени он как бы случайно поглядывал на пальмы. Многие бы бросали полные надежды взгляды в том направлении, но такие зависящие от случая вещи, как надежда, счастье и обстоятельства, не входили в расчеты Фоудена и не слишком волновали его ни при каких условиях. Он всегда верил лишь в себя, Фоудена. Если возникало какое-нибудь благоприятное обстоятельство, что ж, тем лучше! А в противоположном случае следовало спокойнее относиться к жизни, вот и все.