— О чём ты болтать, сумасшедший старуха? — воскликнул сотенный. — Какой право ты иметь называть великий Махруд своя сестра?
— Да по праву рождения от одной матери, — усмехнулась Свумара, но её глаза оставались серыми льдинками. — Ты, сынок, язык-то не ломай, говори на своём родном — авось, пойму, хоть и не слышала его уже много лет.
— Ты выжить из ума, бабка?! — закричал сотенный.
Гулкими, тяжёлыми глыбами льда сорвались с уст Свумары несколько слов на незнакомом языке. Молниеносно выбросив вперёд руку с растопыренными пальцами, она несильно ударила сотенного в грудь. Тот захрипел, выпучил глаза и рухнул, громыхнув доспехами, наземь.
— Это она ему сердце остановила, — шёпотом пояснила Куница, приблизив губы к уху Олянки. — Ох, что сейчас начнётся!
Увидев военачальника бездыханным, один из воинов — тоже, видно, начальник, но пониже званием — рявкнул что-то, и сотня обнажила мечи. Без боя Стая, конечно, не сдалась бы, но вся или почти вся полегла бы здесь, в своей родной глуши. Бабушка подняла руку ладонью вперёд.
— Не страшитесь, чада мои, — сказала она соплеменникам, и голос её прозвучал ободряюще, твёрдо и спокойно. И добавила, обращаясь к навиям: — Да нате, получайте вашего сотенного назад.
С этими словами она опустилась на колено и гулко ударила его в защищённую доспехами грудь. Тот с хрипом всосал воздух и дёрнулся — живёхонек. Навии кинулись к нему на помощь и поставили своего предводителя на ноги. Несколько мгновений военачальник не мог выговорить ни слова, только вращал выпученными глазами, точно безумный.
— Это тебе за сумасшедшую старуху, — беззлобно сказала Бабушка, отвесив ему шутовской щелчок по носу. — Проваливайте-ка вы, сынки, с Кукушкиных болот, и больше сюда не суйтесь. Помощи вам от нас не будет. Держите путь на юго-восток — так к Зимграду и выйдете.
— Ты правда есть сестра великий Махруд? — пробормотал, тяжко дыша, сотенный. В его мутном взгляде проступало потрясение.
Свумара опять что-то сказала на навьем, и отзвуки этого языка смешивались в ушах Олянки с игрушечными шепотками молвиц: «Навь-Навь-Навь...» После этого, придя в себя и отдышавшись, сотенный хрипло отдал приказ, и воины медленно, хмуро покинули Кукушкины болота, направляясь на юго-восток.
— Все здесь поляжете, сынки, — вздохнула Бабушка, сквозь задумчивый прищур глядя им в могучие спины. — Все до одного. Идите, идите, не оборачивайтесь...
Это была первая встреча Олянки с войной лицом к лицу. Мирная тишина родных Кукушкиных болот рассеялась от лязга доспехов, и Олянку накрыло леденящим осознанием: а что сейчас творится дома?! За три года в лесу она уже почти отвыкла считать домом тот человеческий кров, под которым она родилась, но теперь память и боль всколыхнулись болотной мутью. Любимко! Родители, братья и сестрицы! Что с ними, живы ли они, есть ли у них по-прежнему кров и пища?