И рада бы Зареока сказать «да»... Рада бы, глядя в добрые, солнечно-улыбчивые глаза Яворицы и чувствуя её душевный свет, который та была готова подарить осиротевшей без лады девушке, отдаться в эти сильные, трудолюбивые и бережные руки! Верила она, что женщина-кошка сделала бы всё, что в её силах, чтобы защитить Зареоку, окружить её мягкой, мудрой лаской, налаженным домашним теплом. Знала она, что в объятиях этой гостьи ей было бы спокойно, надёжно и безопасно, но сердце рвалось к Леглит, плакало о ней и любило её такую, как есть — с мрачными бровями и истощёнными скулами, стриженой головой, нервными костлявыми пальцами и длинными худыми ногами. К ней одной, самозабвенно погружённой в работу, отдающей всю себя своему делу, временами отстранённой и холодной, а временами порывисто-страстной и нежной, изъясняющейся витиеватыми и мудрёными словами, сердце Зареоки и прикипело со всей отчаянной, обречённой и печальной нежностью — любовью-тоской, любовью-одиночеством, любовью-ожиданием.
Пришедшая с работы матушка Владета тоже была рада гостье. Засиделась Зареока в девках, в родительском доме, пора ей в свой перебираться. Нет, для дочки ей ничего было не жаль: ни хлеба, ни места под кровом, но всё же хотелось видеть её при собственной семье. А возможно, и с детками, если у Яворицы сил на то достанет.
Но не как к возможной будущей супруге Зареока потянулась к этой женщине-кошке, не женским, а тёплым дочерним чувством откликнулось её сердце на добрый взгляд серых глаз с улыбчивыми лучиками возле уголков. Она почла бы за счастье иметь Яворицу в числе своей старшей родни — на месте бабушки или одной из тётушек. Родительницы не желали понять её любовь к навье, но Яворица, как ей почему-то казалось, была способна всё понять и не осудить. Потому и решилась девушка открыть ей своё сердце, когда они в вечерних сумерках того же дня прогуливались вдвоём по саду.
Зареока, уже переодевшаяся из неказистых рабочих вещей в одну из праздничных рубашек с алым кушаком и алыми сапожками, собралась с духом и проговорила, с заметным волнением теребя косу:
— Быть может, то, что я скажу, любезная госпожа, тебе будет неприятно слышать, но я не могу скрывать эту правду, не могу тебя обманывать. Моё сердце уже отдано... Нет, не той ладушке, которую я так и не увидела, а другой, иноземной ладе. Она прибыла из Нави и трудилась в Зимграде, как и ты... Не знаю, может, и теперь ещё трудится, но мы с ней давно не виделись. Её зовут Леглит, и она, как и ты, тоже мастерица по камню. Она была готова взять меня в жёны, но мои родительницы ей отказали. Потому что она навья...