— Куница, ты там цела? — обеспокоенно позвала Олянка.
— Да что мне сделается, — послышался гулкий ответ снизу. — За хмарь успела зацепиться. Спускайся сюда, покажу кое-что.
Олянка, уже немного разобравшаяся в полезных для оборотней свойствах хмари, спустилась в дыру на радужной петле. Пузыри этого текучего, как вода, и лёгкого, как воздух, вещества скапливались под потолком, собираясь в сгустки разнообразных причудливых очертаний, и излучали приятный лиловато-розовый свет.
— Что ты тут нашла? — спрыгнув наземь, спросила Олянка.
Куница стояла над человеческими костями. Останки, видимо, лежали здесь очень давно, став совершенно гладкими, а одежда совсем истлела и свисала кое-где выцветшими, ветхими обрывками. Опутанные пыльными тенётами и присыпанные опавшей листвой, залетавшей сверху сквозь отверстие, кости жутковато раскинулись на своём смертном ложе. Между рёбрами торчал кинжал с богато украшенной рукоятью. Олянка, вздрогнув, отшатнулась, а Куница достала оружие из грудной клетки и рассмотрела.
— Дорогая вещица, — одобрительно цокнув языком, определила она. — Каменья драгоценные, позолота... Ну-ка, а клеймо мастера есть? Не разобрать, но вроде есть что-то.
— Несчастный, — пробормотала Олянка, с ужасом вглядываясь в останки. — Как же он здесь оказался?
— О, это очень трудно отгадать, — хмыкнула Куница, покачивая кинжал на ладони. — Но я попробую пораскинуть своим скудным умишком и понять, что же тут могло случиться. Ну... Этого бедолагу, видать, закололи кинжалом и сбросили вниз. У убийцы твёрдая рука: единственный удар прямо в сердце. А вот оружие он почему-то не забрал с собой. Клинок-то недешёвый... Видать, торопился душегубец. Держи. — И Куница протянула Олянке кинжал.
— Ты что! Я не возьму, — шарахнулась девушка от орудия убийства. — Им же человека загубили!
— Ишь, неженка какая, — усмехнулась девица-оборотень. — А вещь хорошая, между прочим. Пригодиться может. Оно, конечно, понятно, что главное оружие Марушиного пса — это его зубы, но и стальной «зуб» иметь весьма полезно.
Олянка замотала головой.
— Нет, оставь его лучше здесь...
— Глупая ты. Нечего добром разбрасываться, — деловито начищая клинок ветхим ошмётком кожи, оставшимся от обуви убитого, сказала Куница. — Такие ножички на дороге не валяются... — И мрачно пошутила: — Они не валяются, а торчат между рёбрами.
Они вернулись к костру и мясу. Огонь уже почти погас, и Куница подбросила ещё хвороста. Пламя сразу ожило, затрещало, озарив подземелье дымным отблеском. Придавленная тяжёлым впечатлением от только что увиденного, Олянка съёжилась в комочек. На неё опять накатывала тоска: белая голубка, Радимира, Любимко, ребёнок. Как только что подкормленный топливом костёр, с новой силой поднялась и боль, оживлённая думами и воспоминаниями.