— Сашка-то храбрец! Осколки для него что снежинки, а пули — семечки…
Через несколько дней принес он на себе из ночной вылазки здоровенного фельдфебеля, упрямого, как сатана: мол, хотите, тащите меня сами, а иначе не пойду. Естественно, фашист так изъясняться не мог — мешали языковой барьер и кляп, но поведением выказывал именно это. Пошли навстречу пожеланию. Сведения оказались ценными. За этого «языка» и был награжден Матросов первой медалью — «За отвагу».
Слишком просто? Не скажите. Я ведь опустил, как несколько часов разведчики лежали на морозе, как выслеживали фашиста, как Матросов гонялся за ним по немецкой траншее, вязал его, как потом падали мины и товарищи прикрывали его отход, отходили сами, оставляя на снегу кровавые следы.
Осколки не снежинки, пули не семечки.
Фронтовые «год за три» относились, понятно, и к дням. Обучение боевым практическим наукам шло по ускоренной войной программе. И вскоре опытный разведчик, старший сержант Александр Матросов, был переведен в дивизионную разведку, назначен командиром второго взвода. Через полгода на гимнастерке взводного сияла вторая медаль «За отвагу» — группа Матросова после неудачных попыток других групп взяла стоящего «языка», связиста, напичканного важными сведениями, как вещмешок бывалого разведчика разными полезными разностями.
К тому времени в дивизии уже знали: под Великими Луками паренек — тезка их разведчика — шагнул в бессмертие.
— Я тогда с одной девушкой переписывался. — Александр Алексеевич смотрит в даль, затуманенную дождем. — С заочницей, как тогда водилось. Написала: хочу, дескать, переписываться с самым храбрым… Гм… — Он смущенно потирает нос, и я еще раз отмечаю тяжелую грубость его натруженной ладони и неожиданное, изящное благородство утонченного профиля: этакий генерал 1812 года, какой-нибудь Тучков-4-й, положим.
— Вот… Командир решил: пускай Матросов ей пишет. А потом письмо от нее: «Всякому, к кому попадет». Удивляюсь. А в письме: расскажите подробнее, как погиб Александр Матросов. Она думала, что я и есть тот самый…
Его домашние, друзья на текстильной фабрике имени Балашова, где Александр Алексеевич снова, как и до войны, стал работать помощником мастера, он сам, наконец, долго не верили: за всю войну ни единой царапины. Даже там, где сливаются реки Березина и Свислочь, на пятачке изуродованной металлом земли, откуда они с товарищами, выполнив задание, чудом ушли, старшина остался цел и невредим. Правда, два снаряда все же предназначались ему лично. Но один ударил в макушку могучего дерева, под которым ел кашу разведчик, а другой упал в пяти шагах от него на бруствер и взрываться отчего-то раздумал.