Она была, как всегда, на работе, но уже не стремилась в его кабинет. Федор Прокопьевич со дня на день откладывал разговор с ней, а тут явилась к нему Полина Григорьевна, начальник планового отдела, и вовсе смутила его. Вошла в кабинет, защелкнула на замок дверь, устроилась в кресле и скорбным голосом произнесла:
— Кто бы мог подумать, Федор Прокопьевич, у Залесской с Костиным роман.
В другое время он бы ей ответил: «Любовь, Полина Григорьевна, мир чарует. Романы, слава богу, нам не планируют, так что не будем тратить на них рабочее время». Но сейчас он должен был писать ответ Анечкиным родителям, и поэтому новость, которую принесла Полина Григорьевна, сразила его. Спросил со слабой надеждой:
— Может быть, сплетня? Костин же вернулся к своей прежней семье.
— Вернулся и развернулся. — Лицо у Полины Григорьевны было расстроенное, она пришла не посудачить. — У таких, как Костин, это просто. Он падший человек, на нем это написано, надо быть Анечкой, чтобы не видеть этого.
Федор Прокопьевич поборол желание показать ей письмо родителей Залесской, слишком было оно доверительным.
— Сложное это дело, Полина Григорьевна, можно даже сказать — интимное. Представим, что действительно роман. Что я, как директор, могу поделать?
— Вот-вот, — вспыхнула Полина Григорьевна, — деликатничаем, а потом отвечаем на вопросы: куда смотрел коллектив, где были товарищи по работе?
— Я поговорю с Костиным, — пообещал он, — и откройте дверь, а то и нам приклеят что-нибудь вроде романа.
Этими словами он как бы сказал, что все-таки не совсем уверен в романе Костина с Анечкой, вполне возможно, что это чей-то досужий вымысел.
С Арнольдом Викторовичем говорить ему было не легче, хотя в их служебной биографии была вначале полоса дружбы. Оставшись после работы, в ожидании, когда третья смена выдаст первую партию хлеба по измененной технологии, или задерживаясь по какой другой производственной нужде, они, случалось, много говорили на разные темы. Пили чай в противопожарной комнатке и откровенничали. Это были мужские разговоры, никогда в другое время они не возвращались к ним, не делали попыток наполнить дружбой свои выходные дни и другое свободное время.
Машины для ускоренного приготовления теста в сухарном цехе, именуемые в документах агрегатами ХТР, были занаряжены хлебокомбинату еще во втором квартале, но вот кончался уже третий, но, кроме телеграммы: «Отгружаем», — никаких вестей о них больше не поступало. Арнольд Викторович собирался в командировку к поставщикам, звонил им из кабинета директора, сверял с Федором Прокопьевичем технические и денежные документы на получение машин. Поговорить о Залесской возможность была, но лучше бы ее не было, так трудно оказалось начать этот разговор. Наконец, Федор Прокопьевич решился.