Хлеб на каждый день (Коваленко) - страница 2

Трамвай пересекает город, возле входа в лесопарк делает круг и заворачивает обратно. Пересчитывает те же дома уже в обратном порядке. Но это уже как бы совсем другие дома и улицы. Темнота, как туман, рассеивается, распадается, утренний свет зыбко, неуверенно вплывает в город. Пассажиры толпятся на остановках. Окна домов светятся электрическим светом. Дворники стучат лопатами по мерзлому льду на тротуарах. Легковые машины одна за другой обгоняют трамвай и замирают как вкопанные перед остановками. Хлебные фургоны медленно разворачиваются возле булочных, теплый дух свежего белого хлеба растекается, доплывает до трамвайной остановки, и люди, заторможенные утренним холодом, не отошедшие еще от ночного сна, обретают себя: вот и начался еще один день.

Федор Прокопьевич Полуянов жил в новом районе и по утрам до центра добирался трамваем. Выходил возле универмага на площади и отсюда шел на работу пешком. Можно было сесть на другой номер и проехать три остановки до самых ворот хлебокомбината, но он не пересаживался, продолжал путь пешком. Шел не спеша, не забывая, что ходьба — это та зарядка, которую он так и не заставил себя делать по утрам, дышал носом, глубоко, радуясь, что нет боли в спине. Люди, которых он обгонял, были чужие, не комбинатские, каждый раз он гадал, куда они идут, — в той стороне не было ни заводов, ни учреждений, сразу за комбинатом начиналась спортивная зона с физкультурным институтом в центре, а за ней лес. Своих он не встречал: первая смена уже полтора часа как работает, а те, кому к девяти, еще чистят зубы, распивают утренние чаи. Он же в это время неизменно заходил в булочную.

Раньше здесь работала милая старушка в черном беретике, с эмалевой брошкой-бабочкой на шелковой блузке. Она всегда выражала восторг, когда приходил Полуянов, и всякий раз объясняла, что первые покупатели уже схлынули, а минут через пятнадцать — двадцать снова будет полно народу. Она не знала его имени, но знала, что он директор хлебокомбината, и, наверное, его появление воспринимала как своеобразный контроль за сбытом продукции своего предприятия. Это не мешало ей справляться о его здоровье и мило улыбаться при этом.

Потом вернулся из отпуска, а на ее месте — новая кассирша, молодая, пышущая здоровьем, из тех, что, не дожидаясь людского мнения, сами себе выносят приговор: красавица. Покупатели, которые вскидывали на нее глаза, видимо, уже одним этим оскорбляли ее. Она морщила белый высокий лоб, нижняя губа выпячивалась, глаза выражали изнеможение. Только с появлением новой кассирши Федор Прокопьевич понял, каким деликатным, приветливым человеком была старушка. Та никого не преследовала взглядом, хотя наверняка тоже несла службу надзора: хлебные магазины в их городе первыми отказались от продавцов, и кассирам было поручено следить за порядком.